Святослав Воеводин - Степная царица

Вполне проснувшись, Атей поманил пальцем сыновей и показал жестом, чтобы они ехали рядом. В то же время он окинул приближенных таким красноречивым взглядом, что вокруг них тут же образовалось пустое пространство, достаточное для того, чтобы поговорить, не повышая голоса и не будучи услышанными окружающими.

Гелен, насторожившись, подъехал с заинтересованным видом. Младший Картис рассеянно улыбался и грыз стебель луговой травы, как если бы ехал не на войну, а отбивать женщин у безвредных землепашцев.

– Это мой последний бой, – произнес Атей негромко, придерживая поводья и напрягая спину, чтобы не болтаться в седле бесформенным мешком. – В последний раз моя рука извлечет меч из ножен.

– Нет, отец, – поспешил заверить его Картис. – Ты по-прежнему силен и проворен, как лев.

– Сто врагов одолеешь еще, – поддержал его старший брат.

Атей их реплики пропустил мимо ушей: он прожил на этом свете достаточно долго, чтобы знать цену льстивым речам.

– Хочу поведать вам кое о чем перед боем, – сказал Атей, не поворачивая головы ни к одному, ни к другому, а глядя прямо перед собой, так чтобы видеть мир между стоячих ушей своего коня, как он привык делать это на протяжении всей своей жизни. – Мой отец был убит в спину в сражении с фракийцами. Сразил его не враг, а собственный сын, которому не терпелось унаследовать власть.

– Какой это был из твоих братьев, отец? – полюбопытствовал Гелен.

Ответ был настолько неожиданным для обоих сыновей Атея, что они онемели и обменялись недоумевающими взглядами.

– Это был я, – сказал царь.

– Э-э… – протянул Гелен, не зная, что ответить на слова отца.

– Но… – начал было Картис и умолк.

– Я не утверждаю, что один из вас или вы двое собираетесь совершить нечто подобное, – снова заговорил Атей, насладившись растерянностью сыновей. – Но на всякий случай предупреждаю вас. Если вдруг я паду в сегодняшнем бою, то ни один из вас не получит мою печать, священный меч и царский шлем. Все это я передал перед отъездом вашей сестре Арпате. Вы унаследуете символы власти лишь в случае моего благополучного возвращения домой. В противном случае царицей станет она.

– Это против правил! – горячо воскликнул Гелен.

– Женщина не может править нашим народом! – поддержал его Картис.

Первый при этом смертельно побледнел, тогда как второй раскраснелся и его лицо пошло пятнами.

– Кто сказал? – спросил Атей с холодным презрением. – Законы устанавливаю я, наместник Папая на земле. Такова наша воля, божья и царская. И любой, кто посмеет оспорить наше решение, умрет смертью изменника.

Братья молчали, кусая губы. Изменников в их краях закапывали в землю вниз головой, так чтобы босые ноги торчали наружу и каждый мог стегать их плетьми или прижигать горящими угольями.

– Это хорошо, что вы молчите, сыновья мои, – сказал Атей. – Значит, обдумываете мои слова или уже приняли их к сведению. Отныне вы не можете не понимать, в чем состоит ваша выгода. Мы должны воротиться домой вместе, целые и невредимые. Тогда священные предметы вновь перейдут в мои руки, чтобы быть переданными одному из вас. После моей смерти, как вы понимаете. Но не той внезапной смерти, которая, случается, настигает царей, когда рядом отираются слишком нетерпеливые наследники. Вот причина, по которой сегодня вы будете биться плечом к плечу со своим отцом и радеть за то, чтобы никто не нанес ему предательского удара в спину.

Первым, кто нарушил молчание, был Картис.

– Арпата слишком молода и ничего не смыслит в правлении, – процедил он.

– Вот поэтому и позаботьтесь о том, чтобы корону надела не она, – спокойно ответил ему Атей.

Обезопасив себя, он даже не подумал о том, на какую судьбу обрекает свою позднюю любимую дочь, если сыновья все же воротятся в стойбище без него. Собственная жизнь волновала его куда сильнее.

Войско Филиппа оказалось в крайне неудобной позиции, ибо он оставил несколько тысяч пехотинцев на открытой местности, так что они были ничем не защищены от налета конницы. А именно в ней состояла сила скифов. Приученные ездить верхом с детских лет, они чувствовали себя в седле увереннее, чем иные люди, стоящие на собственных ногах. Любой воин умел скакать и стрелять задом наперед, выпрямляясь на спине лошади во весь рост, спрыгивая на ходу и делая пробежки рядом с конем, когда нужно было укрыться от вражеских стрел.

– Они попались! – возбужденно произнес Картис, глядя на македонян с пологого холма, словно нарочно выросшего здесь, чтобы дать скифам разогнать коней как следует.

Вражеская армия казалась издали лоскутным одеялом, расстеленным на зеленой траве. Было начало осени, и воздух радовал своей невероятной прозрачностью. Даже старческие глаза Атея могли разглядеть мельчайшие детали снаряжения македонян.

– Посмотрите на этих неразумных! – воскликнул он, вытянув вперед дрожащий указательный палец. – Стоило тащить в дальний поход такие огромные щиты, которые делают воинов неповоротливыми и уязвимыми!

– Когда мы гостили у Филиппа, – припомнил Гелен, – я попробовал поднять такой щит и удивился. Слишком большой и тяжелый, чтобы перемещаться с ним свободно. Неужели эти бараны думают, что смогут заслониться своими щитами от наших коней?

– У них просто нет походных щитов, легких и удобных, как наши, – предположил Картис. – Вот и взяли те, что были.

– И сейчас поплатятся за это, – усмехнулся Атей. – Македонянин еще не понял, с кем связался. Ничего, сейчас поймет.

Атей поднял руку в засаленном кожаном рукаве, сползшем до локтя.

– Ты не собираешься вести переговоры, вождь? – удивился Милон, командовавший одной из пяти тысяч всадников.

– Нет, – отрезал Гелен. – Отцу не о чем говорить с подлым захватчиком. Филипп самовольно пришел на нашу землю, несмотря на наш запрет.

Продолжая держать руку на уровне плеча, Атей, все еще готовый подать сигнал, саркастически усмехнулся:

– Кто-нибудь видит статую Геракла, которую македоняне привезли с собой? Нет. Это был лишь предлог. Они пришли с войной.

Некоторое время царь и его свита молча рассматривали армию, с которой скифам предстояло сразиться. Даже при том, что Филипп, вне всякого сомнения, разместил конницу и лучников где-нибудь на соседних холмах, задача не представлялась сложной. Оставленная в чистом поле пехота с непомерно большими щитами не внушала опасений.

Царская рука упала, делая отмашку.

В ожидании этого момента скифы накручивали своим коням уши и всячески горячили их иными способами. Теперь же, как только знак был дан, все они одновременно издали ужасающий воинственный клич и ударили пятками по крутым лошадиным бокам. Конница, набирая скорость, сорвалась с места и покатилась через долину.