Святослав Воеводин - Степная царица

– Они нападут? – спросила она.

– Нет, – ответил Иглис, щуря на солнце подслеповатые глаза. – Слишком мало их. Но за ними могут последовать другие. Уходи.

– Нет, – отрезала Арпата. – Не пристало дочери царя бегать от опасности.

– Правильно, мама, – поддержал ее Танасис. – Один наш воин стоит двадцати вражеских. Пусть они остерегаются.

Он только что прибежал откуда-то, запыхавшийся и мокрый. Арпата в очередной раз отметила его сходство с покойным отцом. Волосы только-только начали проступать на румяных щеках сына, но уже было ясно, что борода у него будет золотистая и курчавая. Он уже прошел обряд отроков и получил право носить меч, за рукоять которого сейчас держался. Арпата хотела пригладить его взъерошенные волосы, но Танасис не дался, резко отклонившись.

Обе лодки одна за другой ударились носами в прибрежный песок. Подоспевшие воины Иглиса дружно натянули тетивы со вложенными в них стрелами.

На берег спрыгнул македонянин без доспехов, но в дорогом шлеме и пурпурном плаще, ниспадающем до земли. Его сопровождали пятеро телохранителей и невзрачный человек, заговоривший на родном наречии скифов.

– Предатель! – презрительно воскликнул Танасис. – Эй, предатель! Из какого ты рода? Назовись, чтобы мы могли плюнуть в глаза твоим сородичам!

Толмач испуганно сжался, но македонянин в сияющем шлеме ободряюще хлопнул его по плечу. В наступившей тишине звонко и отчетливо толмач спросил, кто правит народом, после чего, избегая смотреть Арпате в глаза, объявил о полном разгроме скифского войска и смерти царя Атея.

– Где ваши доказательства? – выкрикнула Арпата, сердце которой по-прежнему трудно и мучительно билось в тисках грудной клетки. – То, что волки воют на луну, еще не означает, что для нее это важно.

Повинуясь жесту македонского предводителя, пришельцы перекинули через борт и положили на песок сверток из звериных шкур, перетянутых ремешками.

– Посмотри ты, Иглис, – попросила Арпата, едва шевеля похолодевшими губами. – Я не могу.

Старый вождь с охранниками приблизился к свертку и достал нож, чтобы перерезать ремни. Когда это было сделано, он невольно отшатнулся от густого запаха, шибанувшего в нос, но заставил себя наклониться и присмотреться повнимательнее. После этого он повернулся к Арпате и утвердительно наклонил голову.

У нее настолько ослабели колени, что ей пришлось опереться на плечо сына. На этот раз Танасис не возражал, а только пошире расставил ноги.

– Их надо убить, мама, – процедил он. – Всех до одного. Как они убили деда.

– Нет, – сказала она. – Это послы.

– И что? – спросил Танасис.

– Против тех, кто не соблюдает законы, объединяются все племена, и таким нет места на земле, – медленно произнес Иглис, отошедший от почерневшего трупа. – Терпи, юноша. В этом наша честь и долг.

Тем временем македонянин в блестящем шлеме что-то говорил толмачу, а тот бегло переводил, иногда сбиваясь на бормотание. Арпата плохо его слышала и урывками воспринимала речь, обращенную к ней. Ее внимание было приковано к телу, тронутому разложением. Того, кто еще недавно был ее отцом, не стало. И та самая ответственность, которая так тяготила Арпату, легла на ее плечи в полной мере. До сегодняшнего дня все было будто понарошку, как в детстве. Теперь мир изменился. И в этом новом грозном мире к ней явились победители, чтобы получить причитающуюся им добычу. Через своих послов Филипп передал, что требует от наследницы Атея двадцать тысяч голов скота, двадцать тысяч лошадей и столько же детей и женщин, будь то рабы или же чистокровные скифы.

– Гони их в три шеи, мама! – прошипел Танасис.

Арпата отпустила его плечо, встала очень прямо и отчеканила:

– Не бывать этому. Ваш царь требует непомерную плату, так ему и передайте.

Она посмотрела на труп отца, над которым роилась туча мух, и спросила себя: «А не казнить ли македонян, как предлагает сын?» Но те по-прежнему оставались в лодках и могли отчалить в любой момент, загородившись щитами от стрел. И если хоть одному удастся сбежать, то ужасный позор и всеобщее презрение падут на племя.

– Это не плата за поражение, царица, – перевел толмач слова посланника Филиппа. – Это выкуп. Сыновья Атея у нас. Насколько я понимаю, ты приходишься им сестрой. Хочешь получить их обратно, Арпата?

По знаку человека в блестящем шлеме со дна лодки поднялись истерзанные Гелен и Картис, раздетые догола и даже не имеющие возможности прикрыть срам, поскольку руки их были связаны за спиной. Они ни о чем не просили, не делали умоляющих глаз. Просто стояли, смотрели на Арпату и ждали ее решения.

– Да, – сказала она. – Я заплачу Филиппу назначенную цену.

Жрецы всю ночь колдовали над поруганным телом Атея, и наутро он уже выглядел пристойно и даже отчасти величественно, а зловоние почти не ощущалось из-за обилия ароматных трав, которыми не только обложили, но и набили вскрытый живот. Отстраненным и безмолвным предстал вождь перед своими детьми и племенем. Рыдали наложницы, а жены в последний путь Атея не провожали – он их всех пережил. Даже молодая жена, родившая ему Арпату, ушла из жизни много лет назад, не говоря уже о матери Гелена и Картиса. Чтобы вождю не было слишком одиноко в загробных странствиях, Арпата велела похоронить вместе с ним не трех, а трижды по три наложницы, то-то они и надрывались теперь: не только с царем прощались, но и с жизнью тоже.

– Трех было бы достаточно, – пробурчал Гелен, прознавший о таком решении. – Подумай, сестра, какую цену назначил нам Филипп? Каждая баба на счету.

– Боишься, что на тебя выкупа не хватит, дядя? – дерзко спросил Танасис.

Они вчетвером стояли на вершине холма – два брата, сестра и ее сын. Покойный царь в споре участия не принимал, спал вечным сном, набеленный, нарумяненный, с чинно сложенными на груди руками.

– Как ты смеешь, сопляк! – воскликнул Гелен и попытался схватить парня за волосы.

Арпата отбросила протянутую руку.

– Не здесь и не с тем дерешься, брат, – проговорила она и поджала губы.

– Надо было им поступить, как дед! – крикнул Танасис, подрагивая от ненависти. – Мне Иглис пояснил, что такая рана на груди означает. Дед сам из жизни ушел, чтобы не даться врагу. А вы двое? Почему в плен сдались?

– Убери его, сестра! – нервно произнес Картис. – Убери своего выкормыша с глаз долой.

– Иначе мы за себя не отвечаем, – поддержал его брат.

Арпата обогнула тело отца и пошла на них, уперев кулаки в бока:

– Кто сына моего тронет, тот руки лишится, а то и головы. Не забывайте, что теперь он наследник власти.

– Тогда пусть держит язык за зубами, – прошипел Картис. – Не то не доживет до нужного возраста.