Сергей Степанов - Последний викинг. Великий город

Харальд, двое исландцев и мрачный хазарин Менахем последовали за свеями. Старый кормчий и кузнец Гостята наотрез отказались присоединиться к ним. Они всячески отговаривали молодых полян, но все же несколько человек пошли за свеями. Отроки были очень смущены, напуганы и на всякий случай беспрестанно крестились. На южной оконечности острова имеется обширная поляна, посреди которой высится огромный дуб, не уступающий вечнозеленому ясеню Иггдрасиль, который раскинул ветви над Мировой Бездной. Ствол дерева не смогли бы обхватить четыре воина, взявшихся за руки. На нижних ветвях дуба развешаны амулеты, полоски ткани, кусочки черствого хлеба и прочие дары, которые приносят язычники. В кору дерева врезаны девять челюстей вепрей, оскаливших клыки.

Свеи воткнули стрелы перед узловатым корням священного дерева. Асмунд поднял черного петуха, бормоча заклинания. Неизвестно, какой знак он получил от бездушных идолов, а скорее всего никакого, но это не помешало ему провозгласить с великим торжеством, что боги принимают жертву. Язычники ответили ликующими криками. Асмунд отсек голову петуху и бросил его тушку к корням. Обезглавленная птица вскочила, беспорядочно заметалась между корней, потом наткнулась на ствол и упала, дрыгая желтыми когтистыми ногами.

– Теперь духи сыты! – произнес Костолом, кланяясь звериным челюстям. – Хорошее предзнаменование! Наше плавание будет удачным! Но было бы гораздо лучше задобрить духов человеческой жертвой. Вон подходящий сук, на коем можно было бы повесить двух-трех печенегов, предварительно вспоров им брюхо.

– Я принесу более ценный дар, – пообещал Харальд, снимая с шеи золотую гривну.

Он решил воспользоваться удобным случаем, чтобы раз и навсегда избавиться от заклятого ожерелья. Быть может, и не все правда, что рассказывали об этой драгоценной вещи. Но гривна, снятая с ужасного идола Юмалы в Стране Бьярмов, приносила несчастье. Лучше было от неё избавиться, и Харальд повесил ожерелье на самый высокий сук, до которого только смог дотянуться. Золотой вепрь, украшавший гривну, засияли в солнечных лучах, пробивавшихся свозь листву. Свеи загудели от восхищения, хазарин Менахем жадно облизнулись, а исландец Ульв воскликнул:

– Зачем дарить такую красоту ложным богам?

– Молчи, ибо ты не ведаешь, что ожерелье было подношением идолу Юмалы в Стране Бьярмов. Ему самое место на языческом дубе. Пусть Юмала попробует отобрать его у здешних идолов. Я же с радостью отдаю нечистой силе её собственность!

Они вернулись на берег. Молодые поляне бежали впереди, уже сожалея о том, что поддались искушению поучаствовать в языческом жертвоприношении, а хазарин отстал. Асмунд, шедший рядом с Харальдом, полюбопытствовал:

– Слышал, что твоего старшего брата причислили к святым. Наверное, это означает, что он конюший или окольничий Белого Христа? Но мне неведомо, зачем вы кланяетесь бессильному богу? Ведь он даже не сумел постоять за себя, когда его распяли! Иное дело Тор, вооруженный молотом.

– О чем ты болтаешь! – возмутился Ульв. – Иисус Христос гораздо сильнее Тора. Однажды они сошлись в поединке, и Христос одним ударом выбил молот из рук Тора и поверг его наземь. Если бы Тор не взмолился о пощаде, его судьба была бы печальной.

– Мне ничего не известно о битве между Тором и Христом, – признался Костолом.

– Тогда не говори о том, чего не знаешь! Надо слушать священников: они клянутся, что в левом мизинце Христа больше силы, чем в правой длани Тора!

– Не горячи сердце, исландец! Если бы ты раньше рассказал об этом, я бы купил второго петуха для Христа. Наверное, он бы не отказался принять от меня жертву. Ведь меня крестили, причем дважды. В Лундуне и в Чернигове. Даже трижды крестили, только в третий раз пожалели дать мне хороший подарок, поэтому я третий раз не считаю.

Кормчий не захотел ночевать на Варяжском острове, и Харальд решил, что он прав. Он предпочел бы держаться подальше от языческого дуба, к которому мог явиться Юмала и потребовать назад свое имущество. Дружина отправилась в путь и через пять дней вышла на морской простор. Свартахавом называется это море, а на греческом языке оно известно как Понт Эвсксинский.

Харальд Суровый вместе со своей дружиной выплыл в море, которое греки раньше называли Понтом Авскинский, или Негостеприимным, отчасти по причине сурового климата, в основном же из-за свирепости обитавших вокруг него племен, которые убивали пристававших к берегу чужестранцев и пожирали их тела, а из черепов делали чаши для питья. Позже, прочно обосновавшись в этих местах и основав множество поселений, греки изменили название моря на Понт Эвксинский, сиречь Гостеприимное море.

Прежде чем пуститься в дальнее плавание по морю, следовало хорошо подготовить корабли. По указанию кормчего ладьи пристали острову, лежащему против устья Днепра. Остров небольшой и лишен растительности. Тем не менее на нем обитают люди. Каждую весну сюда приплывают плотники из Херсона, или Корсуни, и остаются здесь до осени. Херсонитам хватает работы, так как почти все путешественники нуждаются в починке кораблей.

– Бар-бар-бар, – частил херсонит, пришедший осмотреть вытащенные на берег ладьи.

Харальд засмеялся над потешным лопотанием и спросил кормчего, о чем толкует этот человек. Кормчий, немного понимавший по-гречески, перевел:

– Корабельный мастер речет, что варвары всегда приплывают на моноксилах, сиречь долбенках, по-нашему.

– Кто такие варвары? – задал вопрос Харальд.

– Они называют варварами всех, кто не говорит по-гречески, – отмахнулся кормчий. – Чужая речь для их ушей – это «бар-бар».

– Странно, мне слышится, что это он лопочет «бар-бар», – удивился Харальд.

Грек заломил несуразную цену, но после долгих споров с ним удалось сторговаться. Плотники споро взялись за дело. Они нарастили на ладьях высокие борта из крепких досок и хорошо просмолили их. Потом плотники укрепили руль, поставили мачты, а вот с парусом схитрили – дали старые, в заплатах, и клялись, что иного нет. Пока продолжалась работа, Харальд бродил по берегу. Весь остров можно было обойти за полчаса. Там не на что было смотреть, кроме как на траву и высокий курган. Такие курганы обычно возводили над могилами конунгов, ярлов и иных знатных и доблестных мужей. Норманн взошел на вершину холма и увидел полукруглый камень с идущей по краю надписью. Несомненно, то были руны. Он долго разбирал стертые от времени знаки. Руническая надпись гласила: «Сей курган насыпал Храни в честь своего товарища Карла». Кем были два друга из Северных Стран? Может, они были морскими конунгами, приплывшими викинговать в этих местах. В этом случае Карл скорее всего погиб в стычке на берегу и был привезен на остров для погребения. Вероятно, дружинники устроили ему пышное огненное погребение наподобие того, какое он устроил Храни Путешественнику на берегу Ладоги. Или они оба были купцами, возвращавшимися на родину из Миклагарда. Не исключено, что Карла убили, позарившись на его товары. Кто знает? Осталась одна только надпись.