Сергей Степанов - Последний викинг. Великий город

– Меня зовут Нордбрикс. Я родом из Норвегии. Плыву в Кэнугард.

Наверное, Хакон не поверил его словам, но не стал вслух выражать сомнение. Вкладывая меч в ножны, он пояснил:

– Мне пришлось наказать за непокорство ляхов, коих князь Ярослав Владимирович переселил на новые земли.

– Я был с дружиной Ярицлейва конунга в Гнезно и видел своими очами, как переселяли ляхов.

Харальд обронил это замечание и тут же от досады едва не прикусил язык. Не стоило упоминать конунга. Но было уже поздно, так как седобородый ябедник сразу намотал на ус случайно вырвавшееся слово. Лишний раз убедившись в том, что Харальд важная птица и допущен ко двору великого князя, он забеспокоился, как бы невзначай не вызвать гнев Ярослава Мудрого. Пытаясь оправдать казнь в Катынском лесу, Хакон пустился в пространные объяснения.

– Ляхи суть ведомые тати, – сетовал он. – Спесивы, дерзки, не помнят добра. Чем милостивее с ними обходишься, тем заносчивее они становятся. Ляхи недавно перешли под длань стольного князя и оттого не ведают правды, дарованной князем Ярославом Владимировичем. Вервь отвечает за убийство, совершенное на ее земле. Весь род и все соседи платят виру князю, дабы неповадно было совершать душегубство. Также платят, если около их домов обнаружено мертвое тело.

– Насколько я знаю, ляхов переселили недавно, а кости старые, как они уверяют.

– Все ложь и отговорки. Я стараюсь в пользу князя. Ежели я поступил сурово, токмо усердия ради.

Харальд успокоил ябедника, сказав, что не намеревается вмешиваться в дела княжих мужей. На всякий случай Хакон решил задобрить норманна, в котором подозревал человека, пользующегося доверием князя. Он любезно предложил Харальду свой кров и стол. Чтобы не обижать ябедника отказом, норманн вместе с исландцем перебрался в его ладью. Кривичам приказали плыть на челне вслед за ладьей ябедника. Вскоре Катынь влилась в Днепр. Норманн много слышал об этой реке и воображал ее не имеющей берегов. Вопреки его ожиданиям Днепр оказался нешироким, хотя и узким назвать его было бы несправедливым. Хакон, воспрянувший духом после того, как знатный норманн согласился принять его гостеприимство, пояснил, что в низовьях Днепр гораздо полноводнее, чем в верхнем течении.

Выплыв из Катыни, ладья ябедника направилась вверх по реке. Они миновали Козьи Горы, и через некоторое время перед очами Харальда возник Смалескья, главный град племени кривичей и сердце их земель. Кривичи называют свой град Смоленском, поскольку в этих местах издревле смолят ладьи, пострадавшие после перетаскивания по волокам. Почти все в самом граде и в дальних и ближних селах причастны к починке и строительству кораблей. Одно из здешних сел так и именуется Лодейницами. Град Смоленск населен плотниками, конопатчиками, кузнецами и прочим ремесленным людом. Живут там также купцы, а княжие мужи с домочадцами и слугами обитают отдельно от прочих на мысе, называемом Сирнес, или Свиной Мыс. Внизу, под холмом, течет речушка, по которой можно попасть в небольшое озеро, дающее укрытие для кораблей. А еще Харальда поразило великое множество курганов, подступающих к граду с трех сторон. Некоторые из них столь высоки и круты, что могут сравниться с курганами конунгов близ шведской Упсалы. Харальд решил, что холмы насыпаны над местом сожжения знатных и могущественных мужей. Ябедник Хакон подтвердил его догадку.

– На пиру я поведаю тебе о великих сокровищах, спрятанных в оных могилах. Мне сие доподлинно ведомо.

Свиной Мыс, к которому приплыла ладья, был застроен домами, какие можно увидеть в Швеции и в других Северных Странах. Длинный дом Хакона напоминал Медовые или Бражные Палаты, в которых конунги, ярлы и богатые ландерманны задают веселые пиры. Стены были сплетены из прутьев, обмазанных жирной глиной. Дощатую крышу поддерживали высокие столбы, а в крыше были устроены окна, закрывавшиеся на ночь ставнями. Семья ябедника встретила хозяина и гостей на пороге палат

– Моя баба! – самодовольно изрек Хакон, указывая на красавицу, которая с низким поклоном подала ему рыльник с водой и полотенце, чтобы он смыл пыль и пот.

Жена ябедника Ладослава была облачена в просторное платье, заколотое выпуклой серебряной фибулой. Ею уложенные в косы волосы были перевиты яркими лентами и перехвачены повязкой, которая закрывала лоб. Она приняла полотенце, которым ябедник вытер лицо, и вслед за тем поднесла мужу ковш ядреного кваса.

– Испей кваску после долгой дороги, Якун Твердилович! – присовокупила она. – Изрядно ты притомился!

– Путь был нетруден, но пришлось снести одну дерзкую голову, – молвил ябедник, опорожнив ковш и утирая усы.

– Вечно ты в трудах и заботах, Якун Твердилович! – пожалела его супруга.

Ладослава поднесла второй ковш Харальду, а пока он наслаждался холодным напитком, Хакон вывел вперед двух сыновей. Дочерей он даже взглядом не удостоил, тогда как сыновья пользовались его особым расположением. Взъерошив торчавшие на макушках пучки, в которые были забраны льняные волосы отроков, он нежно погладил их выбритые затылки и сказал:

– Мои наследники: Ботфрид и Веульф.

Норманн похвалил отроков и выразил уверенность, что они станут доблестными воинами. Дочери стояли, опустив очи в пол. В отличие от матери, они были одеты, как одеваются девы из племени кривичей и в качестве украшений носили височные кольца с завязанными концами, работы местных златокузнецов. Одна из девочек незаметно толкнула в бок сестру, и они обе хихикнули.

– Чего батюшка измыслил? Бойко и Велемир – тако кличут братьев.

Услышав их перешептывание, Харальд понял, что дети Хакона не признают чужих для них имен и не говорят на северном языке. Он подумал, что очень скоро потомки викингов, пришедших вместе с конунгом Хельги Вещим, полностью растворятся среди кривичей, подобно щепотки соли, брошенной в наваристую похлебку.

Хозяева пригласили гостей в палаты. Оглядев внутреннее убранство, Харальд должен был признать, что ябедник живет не хуже ярла. Видать, он весьма усердствовал в сборе виры с провинившихся смердов. Все в палатах кричало о богатстве: и устланный камнями открытый очаг, и тяжелые дубовые скамьи, и два ларя у стены, и солома, покрывавшая земляной пол, которую меняли не реже двух раз в год. Челядь ябедника сняла со стены большой стол и под приглядом хозяйки уставила его блюдами с яствами. Рядом поставили другой стол, поменьше, на который поместили мед и пиво в глиняных кувшинах. Норманна усадили на почетное место напротив хозяйской скамьи, огражденной резными столбами. По правую руку от ябедника села его жена, по левую – сыновья, домочадцы и челядь, каждый по старшинству и значению.