Андрей Лифке - Монета Рюрика. Приключения дилетантов

– Видал, а?!

Гога, конечно, видал. И ответил другу не без ехидства:

– Отложения, говоришь? Это у нас с тобой, Витёк, отложения. А у него – ископаемые!

Дядя от души рассмеялся и запрятал табакерку обратно в карман. Гога перевёл взгляд на штангу и с разрешения хозяина внимательно её осмотрел и даже ощупал.

Завершая мимолётное общение, городской спросил, как зовут парней.

– Гога, – тиская диковинный аппарат, бросил Гога.

– Как-как? – добродушно хохотнул «профессор», – Гога? А вы, – повернулся он к Витьку, – стало быть, тогда Магог будете?

Пожал парням руки, поблагодарил за компанию и пошёл себе дальше, к припаркованному у старого клуба большому как носорог чёрному внедорожнику. Предварительно расчленив свою пикающую конструкцию, которую вместе с лопатой, тоже разборной упрятал в цилиндрической формы рюкзак. И стал выглядеть не как искатель сокровищ, а как городской грибник-неудачник, у которого в корзинке всего-то пяток перестоявших свинушек.

Вскоре среди земляков прозвища неразлучных друзей раздельно уже и не произносились.

– Вон Гога с Магогой опять куда-то подались, – ворчали им в след благообразные киселёвские старушки. – Опять, небось, к Машке за сивухой. Откуда ж было им знать, что Витька следовало бы называть не Магогой, а Магогом. А Гогу Гогом. Старушки хоть и были набожными, «Откровение Иоанна Богослова» не читали. А если и читали, то особо в детали не вдавались. Между прочими серьёзными пророчествами там сказано: «Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобождён из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырёх углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань, число их – как песок морской».Именно библейских Гога и Магога подразумевал тот учёного вида дядька, краткое общение с которым повлияет впоследствии на судьбы наших персонажей самым существенным образом. А если бы и знали бабушки, всё одно звали бы парней Гогой и Магогой. Так проще и привычней. На наш манер.

Однако относились бабушки к парням душевно. Оба хоть и выпивали частенько, но никогда не безобразничали, на людях не сквернословили, а при случае и помогали. Кому забор поправят, кому порося, вырвавшегося ненароком на оперативный огородный простор, обратно в закут затолкают.

Хорошие ребята, – судачили бабки, знавшие парней ещё карапузами. Только несчастные. У Магоги отец шибко пьющий был, вот и уродился он… Ну, не очень сообразительным. А Гогу, мало что рано родителей лишился, ещё и невеста из армии не дождалась. Чего их судить сердечных? – искренне горюнились бабушки.

На следующий день после той эпохальной, можно сказать, встречи Гога залез на чердак, долго там копался в самом разнообразном хламе и сбросил на пол перевязанную почтовым шпагатом стопку журналов «Юный техник», которую притащил домой из библиотеки. Культурное сельское учреждение упразднили лет пять назад в рамках оптимизации. Помнится, уволенная по сокращению библиотекарша оставила двери настежь, а над крыльцом прикнопила написанные от руки горькие слова: КНИГИ НИЧЬИ. БЕРИТЕ КТО ХОТИТЕ!

И ведь разобрали. Кто на что. Кто для интерьера – попонтоваться перед соседями, кто печку растапливать и для иных хозяйственных нужд. Но кто и почитать. Гога был хоть и не дюже охоч до чтения, но любил смастерить что-нибудь своими руками, а в «Юном технике» попадались интересные схемы. По этим схемам твёрдый троечник Гога собрал сначала цветомузыку, потом релейную схему для ёлочной иллюминации и ещё потом инкубатор для высиживания цыплят. Инкубаторов пришлось делать целых три, имелся на сей агрегат среди селян спрос.

Конструкции он с относительной выгодой сбыл землякам. Кроме иллюминации. Её под Новый год отдал Гога Нине, бывшей однокласснице. Той самой подруге, которая из армии его не дождалась. Впрочем, и не сказать, чтоб обещалась. Просто Гоге так хотелось, что вроде бы кто-то его ждёт. Но когда Витёк написал ему в часть, что Нинка родила от какого-то там в городе и вернулась с ребёнком, но без мужа, то, конечно, огорчился. Больше даже не за себя. Но это дело прошлое.

Среди прочих схем его заинтересовала тогда одна очень занятная, опубликованная в апрельском номере журнала за 1979 год.Только особого внимания Гога на неё не обратил. Больно мудрёная. Да и деталей необходимых по тем временам не достать было.

А теперь, чихая от чердачной пыли, Гога тщательно пролистал почти всю трехлетнюю подшивку, прежде чем нашёл искомое. На утро, заняв у соседской бабушки небольшую сумму, поехал в район. За деталями. Через неделю прикопал во дворе на полштыка горстку мелочи. И в присутствии заинтригованного Магоги потерпел фиаско. Сработанный им из подручных средств «миноискатель» на секрет никак не среагировал. Товарищ уже было выдернул из горлышка бабымашиной свекольной газетную затычку, но Гога жестом велел повременить и поднёс вплотную к кривоватому колесу кустарного прибора перочинный ножик. Прибор несмело всхлипнул. Магога, глуповато улыбаясь, но уже понемногу начиная осознавать вероятные перспективы, только и выдохнул: – Ну, ты, мля, Кулибин!

Гога ещё пару дней поколдовал над прибором, заставив его пищать посмелее и погромче, и первой находкой друзей стала водочная пробка с хорошо сохранившейся по ободку тиснёной надписью «Тульский ЛВЗ»

– Батина, – с нежностью сказал Гога и тепло посмотрел на друга. – Он тут, под яблоней… Любил посидеть.

Магога взирал на первую добычу с таким воодушевлением, будто это была не банальная «бескозырка», каких предстояло им откопать ещё сотни, а, по меньшей мере, серебряный полтинник первых лет СССР.

Запрятав фольгу бережно в нагрудный карман, Гога произнёс отвлечённо, мол, талисманом будет, и воодушевлённо, однако не торопясь, двинулся далее по двору. Магога с лопатой верным оруженосцем – следом.

Напрасно баба Маша ждала их в тот день, разливая по баклашкам свой дрянного качества, зато весьма ходовой товар. Откопав во дворе ещё с десяток пробок, как с козырьками, так и без оных, и к ним горсть разного калибра гвоздей и шпингалетов, новоявленные кладоискатели отправились в сельмаг, где к акцизной водке прикупили ещё и пива. Уж больно день необычный выдался. В такой день, решили друзья, бабымашиной грех закидываться.

Когда спустя неделю друзья откопали в заброшенном дворе, на окраине, первую монетку, у обоих дрожали руки. Послюнявив почти до черноты потемневшую находку, едва разглядели: ½ копъйки 1907. Притаилась она долгожданная среди груды камней, из которых сложен был фундамент давно разрушенного дома. Поэтому не рыли даже, а на каждый сигнал с остервенением разбирали известняковые бульники, отбрасывая в сторону гнилые деревяшки и стекольные осколки, сбивая в кровь пальцы и ломая ногти.