Андрей Лифке - Монета Рюрика. Приключения дилетантов

Не он стал первым, ох, далеко не он, кто считал, считает и будет считать: стоит только взять в руки угадывающий в земле металл аппарат, так сразу на сундучок со златом-серебром да и наткнёшься. Особенно игрив Земляной дедушка, который считается мифологическим куратором копателей кладов и одновременно сторожем хранимых землёй богатств, именно с теми, кто вот так, дуриком и нахрапом надеется ухватить удачу за хвост. Случаются, конечно, чудеса, и автору даже известны фартовые личности, о которых есть смысл рассказать. Но потом когда-нибудь, не в этом повествовании.

Зачастую бывает вот как. Состоятельный индивидуум приобретает дорогущий прибор, пару раз промокает до костей под ледяным дождём, заметного ни шута так и не откопав, и забрасывает аппарат на чердак. На веки вечные. Либо избавляется от него, сбыв по бросовой цене очередному испытателю везения. Другой сдуру залезает на реестровый памятник истории и археологии и там его принимают за нарушение законодательства полицейские, сообща с официальными археологами, которые любителей ненавидят лютой ненавистью за посягательство, как они уверяют, «на культурный слой». Заплатит такой любитель неслабый штраф и про хобби своё несостоявшееся предпочтёт забыть навсегда, радуясь, что легко отделался.

А третий, не очень-то то печалясь скромностью трофеев, а порой и вовсе их отсутствием, продолжит радоваться долгим прогулкам, весеннему оглушительному птичьему хору, разноцветью осенней листвы и очарованию неизменно сопутствующей этому занятию тайны. Как там старина Эйнштейн говаривал? «Самое прекрасное, что мы можем испытать – это ощущение тайны».

Однако, мы тут о герое нашем Гоге. В определённый момент как-то перестал он проникаться ощущением тайны и романтикой поиска. Навязчивое желание откопать нечто такое, что существенно поправило бы его незавидное материальное положение, превращалось в неуёмный раздражающий зуд. Он ведь планы, как было уже сказано, имел. Для осуществления которых общей суммы, вырученной ими с Магогой с продажи всего накопанного непосильным трудом, и близко не хватало. Ну что могли дать хитроокие перекупщики, с важными мордами подающие себя коллекционерами-экспертами, за не лучшей сохранности монеты 19-го века, сомнительные медальоны и прочий шмурдяк? Копейки.

Металлические части конской сбруи, которая тёрла когда-то выю и холку коняге, принадлежавшему, судя по изяществу пряжек и колец, некому состоятельному наезднику, принесли им три тысячи рублей. Лошадиные аксессуары проданы были хозяину открывшегося неподалёку элитного лошадиного клуба. И это была их самая прибыльная находка. Гоге на его планы требовалось, как минимум, тысяч пятьдесят. Для старта. Чтобы малость приодеться, податься в столицу, там обустроиться, за полгода-год заработать на стройке уже как следует, на всём экономя, вернуться и…

И что, казалось бы, за сумма – пятьдесят тысяч? Но и той в деревне взять неоткуда было. На картошке не заработаешь, а больше и не на чем. А в долг столько не дадут. Местные бабушки хоть и жалеют, но над своими похоронными пуще Кащея чахнут. Про тех сельчан, кто помоложе, и говорить нечего. Дураков нет безработному в долг давать. И своровать не у кого. Да он и ни в жизнь не стал бы. Вот найти что-нибудь по-настоящему ценное и продать выгодно – другое дело. И он упорно искал. Без особого толку.

Но случилось, как это иногда бывает, озарение. Читатели из числа знакомых с превратностями долгого и упорно поиска чего бы то ни было, наверняка с подобным сталкивались. Озарение, как и положено чуду, нахлынуло внезапно.

В глухом молчании возвращаясь под вечер с очередной неудачной вылазки, Гога вдруг резко остановился и, глядя куда-то вбок, пронзительно и противно, как сойка, вскрикнул:

– Где мы?!

«Кукухой, что ли, Гога поехал?», – подумал товарищ испугано. Однако вслух этого тревожного предположения высказывать не стал, а ответил:

– Как где, Гога? У рощи. Дома уже почти.

Гога молча схватил друга за рукав и потащил с просёлка к придорожному бугорку, силком усадил на траву и заорал:

– Вспоминай, Витёк! Вспоминай!

– Да чё вспоминать-то? – в ответ тоже заорал Магога.

– Вот здесь мы тогда сидели, на этом бугре, вот здесь. Так же? – продолжал допытываться Гога. – Бабымашину пили, помнишь? Профессора помнишь с бородой? Который показывал, где что было, ну? Ну?!! Где что было, я тебя спрашиваю?!

Магога собрал на лбу морщины, напрягся и призадумался. Как уже было сказано, думал он не то чтобы очень прытко. Но помнил хорошо. Неуверенно принялся перечислять, рукой определяя направления:

– Кажись, тама была дорога разбойная с товарами, тама – храм стоял, который потом на кирпичи разобрали. Где сидим – часовня царская была…

– А вон там, наискосок, – что было? Что тот мужик нам про решётки на окнах рассказывал?

– А там… А что там? А-а -а…

– Догадался, значит. Сразу понял, что въедливый ты, не то что дружок твой олух! Ну да он такой тебе и нужен. Ты – мозги, а он – руки с лопатой, – бурчал бывший директор музея, а ныне архивариус-надомник Кузьма Никитич, отыскивая что-то на одной из многочисленных книжных полок, собственно, составлявших стены крохотной его комнатёнки. – И не спорь! Будь вы оба такие умные, добром бы не кончилось. А и всё одно – не добром кончится, – продолжал кликушествовать старик, шаря по полке левой рукой. Правая, заметно было, плохо слушалась. – Знал, что явишься к старой музейной крысе. На вот, читай. Здесь читай, с собой не дам.

С этими словами Никитич достал из толстой папки прозрачный файлик с двумя всего листочками. Из которых Гога узнал, что Киселевский банк был единственным сельским кредитным учреждением в губернии, и всего таких в Российской империи было раз-два и обчёлся. Банки в империи рассредоточены были, как, впрочем, и сейчас, по городам.

Прочитанное дед прокомментировал и дополнил в том духе, что в Киселёво банк появился, потому что мастеровые мужики, несмотря на дальность расстояния, сто с гаком вёрст, работали на императорском казённом оружейном заводе и зарабатывали хорошо. Не всё пропивали. Оставалось, что в банк положить.

– Ну, прям как наши сейчас в Москве. Вахтовали, значит? – хмыкнул Гога, тоже собиравшийся заняться отхожим промыслом.

Далее было пропечатано про то, что банк просуществовал до 1917 года, во время Первой мировой войны оказывал существенную поддержку Германскому фронту, а с приходом к власти большевиков национализирован. Точка.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.