Дарья Панфилова - Эрелинги

Владетель едва ли не самого могущественного королевства Запада очень боялся смерти. Он, когда-то бесстрашно взиравший в ее оскаленную пасть на поле боя, понял, как жутко такумирать. Чувствовать, как капля за каплей из тебя уходит жизнь. Знать, что для Армакера и семьи твоя скорая кончина – событие почти случившееся, уже данность. Видеть напряженное лицо королевы, быть может, считающей дни до вожделенного траура. В конце концов, как обидно умирать среди такого великолепия! Полыхающие витражи с лиственным орнаментом, ажурная резьба мебели, гобелены с изображением, увы, чужих побед. Все это останется. И всполохи красок на потолке, и мраморный плющ на каминном портале. Брат-наследник будет касаться руками бархатного полога с сияющими солнцами, всматриваться в вытканные лица героев. А он, Эрвик, растворится в полном небытии, как только проветрят его покои.

Окруженный сплошными поражениями, король жаждал совершить что-то значимое, дабы немного облегчить привкус смерти. Многого, конечно, не успеть, а потому оставалось лелеять надежду, что удастся дожить до заключения крепкого мира с Рользатом. Полубезумными ночами, когда сон его покидал, Эрвик до мелочей продумывал план мирных переговоров. Но каждый раз перед ним вставало стоглавое чудовище – его двор. Молодые львы Мезеркиля жаждали войны. Если переговоры с Хэрдоком о Сьере закончатся не в лучшую сторону для Эрелингов, Рэссимонд, Крестоланд и Лертэно (уж в этом-то они были заодно) начнут вопить о чести и требовать войны, которую допустить нельзя, ибо они проиграют – королевство к ней не готово… Война… Война… Сейчас нужно было держаться мира даже в том случае, если понадобится отдать Сьер.

Эрвик давно потерял иллюзии относительно своего царствования, которое в самом начале представлялось ему полным великих свершений. Всё тлен, всё дым! Не нужно было затевать и той первой кампании, уже тогда следовало отступиться от спорных земель. Но он был так молод, ему так хотелось перекрыть славу великого отца. Казна казалась неисчерпаемой, вера в победу неиссякаемой, а уж уверенность в своих талантах полководца…

Переговоры должны были состояться через два года, но подумать над создавшимся положением следовало уже сейчас, выяснив, что думает по этому поводу Королевский совет. Ведь если война – готовиться лучше заранее. Да и неизвестно, чего можно ожидать от Рользатского Лиса. А когда придет время… но проживет ли он эти два года?

Король с трудом встал и подошел к окну с открытыми нижними ставнями. Острая боль ударила под ребра, Эрвик застонал и покачнулся, ухватившись за деревянную ставенку.

«Сколько, сколько еще осталось? Сколько еще ждать!» – невзирая на безудержную жажду жизни и невыносимый страх смерти, боль заставляла порой взывать к Господу, прося избавлений от страданий.

Плешивый камердинер с головой, похожей на редьку (это сходство весьма забавляло Рэссимонда), объявил, что его высочество герцог Милертский и его высочество герцог Артехейский ожидают, когда его величество соизволит их принять.

– Принцы? – недоуменно переспросил король.

– Да, ваше величество, вы приказали им явиться.

– Пусть войдут.

Из-за недуга Эрвик отдавал приказы и забывал о них. С досадой он подумал, что вскоре во дворце начнут шептаться, будто его величество сходит с ума… если уже не шепчутся. А там недалеко и до площадей. Король снова сел в кресло и, превозмогая боль, выпрямил спину.

Принцы вошли в комнату и заняли небольшие креслица напротив Эрвика. Одинаковые прически со спиралевидными локонами и медовый цвет волос делали братьев на первый взгляд очень похожими. На второй сходства уже наблюдалось меньше.

Двадцатипятилетний герцог Артехейский, невысокий, жилистый, с мощными плечами, казался старше своих лет. Армалонцы с издевкой называли его «Красавчик», благодаря багровому шраму, пересекавшему левую щеку. Уродливая метка, оставленная принцу войной, в Армакере поэтически именовалась «сьерским поцелуем». Бешеный нрав Эрелингов, упрямство и своеволие горели в крови Рэссимонда, истинного сына своей эпохи. Всегда в оппозиции, всегда в распрях! Он был головной болью королевской семьи.

Артори Милертский, которому шел двадцать девятый год, являл собой полную противоположность младшему брату. Принц-наследник был изящен, высок, говорил мало, ровно и почему-то всегда оказывался прав. Последнее особенно выводило из себя герцога Артехейского и раздражало короля. Ледяное спокойствие, безукоризненное поведение создавали ему неплохую репутацию на Королевских советах, сановники и послы иностранных держав предпочитали иметь дело именно с наследным принцем, а не с болезненным королем. Но в отличие от безбашенного Рэссимонда, портившего жизнь армалонцам и семье, герцога Милертского в народе не любили, а это значило гораздо больше, чем признание Армакера и соседних королевств.

Эрвик, будучи крайне подозрительным, не доверял обоим братьям. Немногословность и расчетливость Артори могла таить для короля ускоренную кончину, а буйный нрав непоследовательного Рэссимонда грозил потерей герцогства Артехейского. Однако не меньшим злом ему казался дядя, маркиз Сантарский, со своим отпрыском Крестоландом. Будь Крестоланд один, на него можно было бы махнуть рукой. Но он был свиреп, мстителен и злопамятен, а искусный интриган и тонкий политик Мавирлин Сантар мог всегда направить его в нужное русло. Король одно время подозревал дядю в связях с Рользатом, но доказательств заговора не было. А то, что кто-то когда-то куда-то опоздал… Так ведь все бывает на войне.

Бенна и Гверн также беспокоили вго Величество. Герцог Ишар и маркиза Эльсейда вызывали неудовольствие уже тем, что не считали нужным появляться в Армалоне, дабы демонстрировать вассальную зависимость и верность сюзерену. Лертэно Эртер, напротив, раздражал своим постоянным присутствием при дворе, но отправить герцога Гвернского в Кальярд было бы гораздо худшим решением.

Порой несчастному королю начинало казаться, будто все пять герцогств состоят в заговоре против него и хотят оставить от Мезеркиля один лишь Армалон с прилегающими к столице землями. Приходя в исступление от этой мысли, Эрвик тут же гнал ее от себя. Ведь думать так было признаком безумия. Младших принцев больше занимали девки, взаимная дружба или ненависть. Брату-наследнику заговоры ни к чему, в скором времени он получит вожделенное королевство. Дядя и герцог Бенна… тут следовало подумать, крепко подумать…

Артори, бесстрастно перебиравший сердоликовые четки, наконец, прервал молчание:

– Вы звали нас, ваше величество.

«А когда-то он звал меня по имени», – подумал Эрвик. Зачем ему нужны были братья, король уже не помнил. Губы герцога Милертского дрогнули в едва заметной усмешке.