Святослав Воеводин - Сын бога войны

Отпущенный отдыхать, Октамис лег на кошме неподалеку от шатра Амизака. Он напряженно смотрел в темноту, и выражение, застывшее в его глазах, совершенно не понравилось бы ни вождю, ни его брату. Он не спал, когда в шатер привели женщин, которые стонали на разные голоса, покуда мужчины гоготали и рычали. Может быть, среди женщин находилась и Янина, хотя Октамис надеялся, что нет. То, что он испытывал, не было ревностью. Он знал, что Янина, называясь женой, является по существу невольницей, рабыней. Ее нельзя было обвинять. Амизак пользовался ею насильно, и скоро этому будет положен конец.

Когда все вокруг стихло и сделалось неподвижным, Октамис позволил себе вздремнуть немного, но проснулся еще до того, как солнечные лучи тронули краешек небосвода. Вскоре конюх привел с выпаса коня Амизака и, пользуясь скудным светом факела, принялся его седлать. Когда он привязал Ворона и оставил его одного, Октамис незаметно приблизился к животному.

Он провел с лошадьми всю свою жизнь и знал все их повадки и особенности. Они боятся совсем не тех вещей, что люди. Их может напугать шуршащий лист или раскачивающийся куст, но при этом на подкрадывающегося льва они могут взирать с полным спокойствием, не чувствуя опасности. Они не боятся собак и оружия, но могут обратиться в паническое бегство от вида змеи. Им не нравится запах перегара и дыма, который тоже может заставить их нервничать, однако сильнее всего лошади реагируют на звуки, поскольку слух у них развит куда лучше, чем зрение и обоняние. Хлопка в ладони или резкого окрика достаточно, чтобы конь отпрянул.

Но в данном случае Октамис имел дело не с обычным конем, а с боевым, специально приученным к громким воинственным голосам, звону металла и гудению рога. Бесшумно подойдя к Ворону, он проверил правильность своей догадки. Конь Амизака от неожиданности всхрапнул, присел и так резво метнулся в сторону, что едва не разорвал себе рот уздой. Вот где крылась слабость этого могучего жеребца! Из-за своей подслеповатости он пугался при виде объекта, внезапно появившегося в его поле зрения. Не случайно хозяин всегда подходил к нему сбоку и не спеша, предупреждая голосом о своем приближении, чтобы Ворону не взбрело в голову, что рядом враг.

Октамис поступил прямо противоположным образом. Сделав вид, что удаляется, он обогнул коня сзади и напугал его – не просто выскочил из сумрака, но еще и зашипел прямо в затрепетавшее конское ухо. Ворон захрипел, задергался, заплясал, норовя достать обидчика задним копытом. Октамис успокоил его, огладил, потрепал по гриве, а сам взял нож и сделал несколько надрезов на подпруге. Ремни держались, но едва-едва и должны были растрепаться во время езды по степи. Оставалось надеяться, что они окончательно лопнут в нужный момент.

Октамис спрятал нож, огляделся по сторонам и еще несколько раз попытался напугать Ворона, заходя то с одной, то с другой стороны и сопровождая свои действия змеиным шипением. Разъяренный конь старался цапнуть человека зубами или лягнуть его. Чтобы закрепить урок, Октамис не просто дразнил Ворона, но также бил его по ноздрям и глазам, все сильнее выводя животное из себя.

Когда он ретировался, усмирять коня пришлось двум конюхам, решившим, что причиной такой нервозности является близость волков или каких-либо других диких зверей. Октамис, наблюдавший за ними из сумерек, не стал разубеждать их. Они успокоили Ворона и подвели его к шатру. Октамис запрыгнул на Ястреба и тоже подъехал к шатру, но при этом старался держаться на заднем плане. Его время еще не пришло.

Когда вожди вышли, отряд охотников в полном составе уже дожидался снаружи. Их было три сотни, потому что предстояло не только окружить стадо и перебить как можно больше бизонов, но еще и освежевать их и доволочить куски туш до стойбища.

Все были бодры и веселы. Охота была любимой забавой сколотов и, возможно, увлекала некоторых даже сильнее, чем война. Правда, многие мужчины предпочитали все же военные походы, сулившие не только пиршество, но также добычу и обладание беспомощными женщинами.

По дороге они рассказывали друг другу истории, пели походные песни и утоляли голод пресными лепешками. Мадагай дремал в седле, мотая отяжелевшей головой. Амизак беседовал с воеводой, пристроившимся рядом. Октамис не слышал, о чем они говорили. Он ехал далеко впереди, безошибочно выбирая верный путь. Когда ветер доносил его запах до Ворона, тот сбивался с рыси и грыз удила. Амизак, сердясь, бил его между ушами. Это было хорошо: взвинченное состояние коня работало на замысел Октамиса.

Стадо появилось неожиданно и гораздо ближе, чем ожидалось. Бизоны за минувшую ночь проделали немалый путь, чтобы подыскать себе пастбище с еще не вытоптанной и не выщипанной травой. Там, где они прошли, степная растительность стала редкой, а земля была взрыхлена тысячами копыт.

Три быка, охранявших стадо, стояли на небольшой возвышенности, повернув морды к людям. Амизак велел отойти назад, чтобы не тревожить бизонов раньше времени. Разогнавшись, те катились сплошной монолитной массой, и было непросто поражать их стрелами. Амизак хотел взять стадо в кольцо и посеять в рядах бизонов панику. Это позволило бы рассеять их по равнине и бить на выбор: телят и молоденьких самок.

Он отдал приказ и велел Октамису примкнуть к другому отряду. Это путало все планы. Октамис спрыгнул с коня, упал ниц и попросил разрешения находиться рядом.

– О вождь! Мне невыносима мысль о том, что я попал к тебе в немилость. Клянусь, прежние ошибки не повторятся!

Пока он говорил так, воины презрительно сплевывали и пересмеивались, а вороной конь Амизака переступал с ноги на ногу и злобно фыркал.

Октамису было безразлично, что думают о нем соплеменники. Он твердо знал две вещи. Во-первых, его вел сам Арес, бог войны, который никак не мог подсказывать ошибочные поступки. Во-вторых, все те, кто сейчас так веселится и зубоскалит, сами будут пресмыкаться перед ним в свой час.

Амизак не заподозрил подвоха, да и как это было возможно?

– Ладно, – буркнул он. – Поедешь со мной. Вперед не высовывайся, помнишь? Делай, что я скажу. Не своевольничай.

– Я буду твоей тенью, вождь, – подобострастно произнес Октамис, выпрямляясь.

Одобрительно кивнув, Амизак поднял руку и подал сигнал начинать. Всадники, разделившись на группы по пятьдесят человек, поскакали в степь, беря стадо в клещи. С вождем осталось такое же количество охотников. Октамис с удовлетворением отметил про себя, что Мадагай возглавил собственную ватагу, не оставшись с братом. Это не то чтобы облегчало задачу, но хотя бы не усложняло ее.

Отряд Амизака двинулся вперед не раньше, чем издалека донеслись сигналы рогов, возвещающих о том, что остальные охотники заняли исходные позиции. Вверх взлетела горящая стрела, оставляющая заметный дымный след в небе. Ветер еще не успел рассеять дым, когда охотники пустили коней вскачь.