Александр Волков - След за кормой (2-е издание)

Напрасно кричал Рори, размахивая руками: «Торунна» быстро удалялась, а Воловья Нога, слух которого ослабел с годами, ничего не слышал. Скоро ночная тьма скрыла корабль, и Рори Эйлифсон оказался один на каменном плоту посреди безграничной Атлантики.

Но мальчик не пал духом. Несмотря на весеннее время, он был тепло одет. Поверх вязаного белья и фуфайки на нём был кафтан на лисьем меху, меховые шаровары, на ногах войлочные чулки и высокие кожаные сапоги, на голове меховая шапка с наушниками.

Странное чувство овладело мальчуганом: ему казалось, что удивительное происшествие случилось не с ним, а с героем одной из тех саг, которых так много рассказывал, ему дядька Снорре…

«Будет чем хвастать перед ребятами, когда я вернусь на Льюис, — подумал мальчик. — Долговязый Болли с ума сойдёт от зависти…»

И убаюканный мерным колыханием каменного плота, Рори сладко уснул, уютно свернувшись калачиком.

Мальчика разбудили брызги холодной воды, попавшие ему на лицо. Рассветало. Ветер крепчал. Каменное суденышко Рори, похожее на хребет морского чудища, сильно раскачивалось. А повсюду вокруг было только море с белыми гребешками волн.

«Неужели ушли… — тоскливо думал Рори. — Нет».

И он с надеждой смотрел на западный горизонт, мечтая увидеть там тёмный корпус «Торунны» с её высокой мачтой, сделанной из сосны.

Но тут новая тревога охватила Рори. Он услышал лёгкое потрескивание. Оказалось, что приютившая его глыба пемзы не монолитна: её прорезали извилистые трещины, и они расширялись прямо на глазах. Причиной тому оказалась качка.

Рори внимательно оглядел своё маленькое владение. Он прикинул, где ему лучше устроиться, чтобы в момент катастрофы остаться на большем обломке «плота». Он рассчитал верно, но «плот» продолжал разрушаться. Ещё и ещё раз пришлось невольному путешественнику расстаться с частью своего утлого суденышка, и он с ужасом думал о том, что наступит время, когда оставшийся под ним кусок не выдержит его веса. И тогда — неизбежная смерть в волнах…

А корабля всё не было видно.

Когда Рори уже потерял всякую надежду на спасение, близ плота внезапно вынырнули две длинные чёрные морды с блестящими умными глазами.

— Дельфины! — с удивлением и радостью вскричал мальчуган.

Рори много раз видел этих любопытных морских зверей близ побережья Льюиса. Они кувыркались у его лодки, делали вокруг неё круги, ныряли под неё. А однажды дельфин доставил к берегу бесчувственного рыбака с лодки, разбитой штормом. Воспоминание об этом случае заставило мальчика воскликнуть с мольбой:

— Дельфины, милые дельфины, спасите меня!

И дельфины словно поняли его призыв. Подплыв к плотику с двух сторон, они подперли его своими боками, а потом… Потом два великана (северные дельфины намного крупнее своих собратьев из тёплых вод) заработали мощными плавниками, хвосты их вспенили воду, и плот Рори быстро помчался на запад…

На корабле «Торунна» были смятение и тревога. Всю короткую весеннюю ночь корабль пробивался к востоку на вёслах. Как всякое норманнское судно, «Торунна» имела вёсла на случай штиля, но сейчас ей пришлось двигаться против ветра. Правда, ветер послужил мореходам надёжным ориентиром, не позволяя кораблю сбиться с курса (Лейф только молился всем богам, чтобы направление ветра не изменилось).

«Торунна» располагала шестью парами вёсел, и все они были пущены в ход. Люди сменяли друг друга, и даже Лейф и Снорре садились на места уставших матросов. Старого скальда охватило полное отчаяние: он жестоко обвинял себя в том, что недосмотрел за Рори, не уложил его вовремя спать. Напрасно Лейф утешал его и брал вину на себя.

— Нет мне прощения, старому дураку, — угрюмо повторял скальд. — Если мы не найдём Рори, я этого не переживу…

На что надеялись Лейф и Снорре? Казалось, мальчуган неминуемо должен был погибнуть в холодных волнах, и всё же… всё же какое-то смутное чувство заставляло людей напрягать все силы и гнать корабль к востоку.

И вдруг… Вдруг там, у линии горизонта, освещённой восходящим солнцем, показалось тёмное пятнышко. Пятнышко быстро приближалось, росло. Оно превратилось в серый овал с неровными краями, и на этом овале что-то шевелилось.

Прошло ещё несколько минут, и остроглазый Лейф рассмотрел маленькую человеческую фигурку, стоявшую на коленях и размахивавшую руками!..

Сердце Лейфа чуть не разорвалось от радости, а экипаж разразился неистовыми криками.

Люди с «Торунны» догадались, что мальчик находится на «плоту» из пемзы, такие плавучие куски её они не раз встречали на море. Но они не могли понять, какая сила так быстро движет маленькое убежище Рори. Всё разъяснилось, когда корабль и плотик приблизились один к другому на сотню ярдов. [78] Ярд — старинная мера длины, около 0,9 метра.

— Дельфины! Клянусь Тором и всеми бессмертными богами, его везут дельфины! — в неописуемом удивлении и восторге заорал старый Снорре. — Я сложу сагу, и это будет самая удивительная из всех саг, какие когда-либо рассказывались скальдами!..

Дельфины заботливо подвели каменное суденышко Рори к самому борту «Торунны» и лишь после этого, махнув хвостами будто на прощание, исчезли в морской глубине.

Десяток рук протянулись к Рори, помогая ему взобраться на палубу. Мальчуган был безмятежно весел, с беспечностью, свойственной детству, он уже позабыл о пережитых страхах и думал лишь о том, как поразит ребят с Льюиса рассказом о своих необычайных приключениях.

Снорре, прижимая мальчика к груди, весело воскликнул:

— Ну, парень, уж если ты благополучно выпутался из такой передряги, то жить тебе до ста лет!

А Лейф Эриксон весело подхватил:

— И прозываться отныне ты будешь Дельфином!

Восторженный рёв экипажа закрепил данное Рори Эйлифсону прозвище навсегда.

По просьбе мальчугана один из матросов спустился с инструментами на спасительный «плотик» и отколол от него порядочную глыбу. Эта глыба всегда будет напоминать Рори о его необыкновенном приключении, и он станет хранить её, как самый дорогой сувенир.

Корабль повернул на запад.

«Крутой склон» торжественно отпраздновал возвращение Лейфа Счастливого. Старый Эрик ещё осенью прошлого года от кормчего «Фрейи» Геста Альвирсона узнал о важных событиях, происшедших в жизни сына.

Известие о переходе Лейфа в христианскую веру привело вспыльчивого Эрика в ярость, но с тех пор прошло несколько месяцев, и гнев старого ярла остыл. Сильно смягчил его сердце рассказ молодого Геста о том, что Лейф приглашён ко двору самого конунга Норвегии Олафа Трюгвесона, что он принят там благосклонно и что по воле конунга Лейф остался зимовать в Норвегии. Честолюбие старика взыграло при мысли, что его сын, служа Олафу, может возвыситься и принести новую славу их древнему роду.