Поль Феваль-сын - Марикита

Морд уцепился за эту соломинку, якобы протянутую ему Кокардасом:

– Да-да, конечно… – выдохнул он.

Кокардас разразился смехом:

– Сто чертей тебе в глотку!.. Я так и думал… А что ж ты пил в Аррасе? В мое время там пили такое прелестное винцо…

– Вот-вот… прекрасное местное вино…

– Черта с два!.. Ты пил аррасское вино?! Ты, паршивец?! Ты, видать, не знаешь, крошка, что Кокардас там никогда ничего не пил, кроме пива, которое надолго оставило ему мерзкий вкус на языке! Тебе придется сыграть в другую игру, если не хочешь плясать побойчее…

– Я сказал… правду… – поспешил ответить задыхающийся испанец. – Очень может… быть, господа… что это было… пиво, а не… вино…

– Вот так фокус!.. Да ты что, одно от другого отличить не можешь? Экий ты болван, черт тебя дери! Слушай, а вдруг этому можно научиться, если танцевать?.. Танцуй, чтоб тебя разорвало, танцуй, только пой, пожалуйста, не так фальшиво… Все, что ты нам пока исполнил, лишь вызывало зубную боль у наших прелестных дам.

И ужасная шпага вновь принялась щекотать кастильца, который начал вопить.

– Послушай, милейший, давай-ка другую песенку! – изрек Кокардас. – Эта не очень хороша.

– Ай! О! Смилуйтесь, не колите меня так сильно!..

– Я перестану, как только ты решишься все выложить начистоту. Итак?.. Тебе самое время одуматься, если ты дорожишь своими штанами и тем, что у тебя под ними.

Аврора вновь вмешалась, заметив умоляющий взгляд, который несчастный бросал в ее сторону.

– Довольно, – произнесла она, – дайте ему отдышаться, и, может быть, он все-таки решится признаться.

Ладонь Лагардера легла на плечо кастильца, и у того подкосились ноги.

– Я даю тебе пять минут на размышление, – сказал граф тоном, не допускающим возражений. – Если по истечении этого срока ты не скажешь всего, что знаешь, то тебя развяжут, вернут тебе твою шпагу, и уже я заставлю тебя петь!

Слова Лагардера заставили Морда задрожать от ужаса. Он знал о доблестях графа лишь понаслышке, но он увидел молнию, сверкнувшую в его взгляде, и понял, что Лагардер непременно выполнит свое обещание. Испанцу дали пять минут; он благоразумно использовал их во свое спасение.

– Я буду говорить, – произнес он, – но что вы со мной сделаете потом? Если вы собираетесь отплатить мне за это новой пыткой, то я лучше умру прямо сейчас, никого не предав.

– Если ты скажешь правду, – ответил Лагардер, – ты будешь волен идти, куда тебе заблагорассудится.

– Вы клянетесь?

– Тысяча чертей! – заорал гасконец, встряхнув его. – Ты что ж, думаешь, что Лагардер своего слова не держит?!

– Говори, – сказал Анри, – и, если тебе дорога твоя шкура, не вздумай лгать.

– Ну что ж, – начал каталанец, – вчера я и мои приятели бродили по берегу моря на испанской стороне…

– В поисках какой-нибудь отвратительной работенки, – вмешался Шаверни.

– Отвратительной… слово-то какое! Каждый делает, что может, особенно если у него нет ничего, кроме шпаги, чтобы не умереть с голоду. В общем, к нам подъехали какие-то всадники, а Жандри, наш главарь, всех их знал. Он перебросился парой слов с двумя дворянами…

– Ну да, – сказал граф, – Гонзага и Пейроль… Что было дальше?

– А потом Жандри принес нам золото и сказал, что мы должны следовать за вами во Франции, куда бы вы ни пошли – повсюду. Это все, что мне известно…

– Я сказал: дальше! – повторил Лагардер, нахмурив брови.

Каталанец опустил голову и скрипнул зубами, однако, сделав над собой усилие, продолжил:

– Я думаю, что господин де Пейроль пообещал много денег Жандри, если нам удастся…

– Ну же!

– Убить вас…

– Только меня?

– Сперва вас… а потом мадемуазель де Невер, если будет невозможно захватить ее в плен, чтобы везти в Испанию.

Последние слова заставили женщин вскрикнуть от ужаса: в голосе госпожи де Невер звучали испуг и отчаяние любящей матери.

– Неужели они никогда не отступятся? – печально произнесла Аврора. – Неужели всегда над нами будет довлеть их ненависть? Неужели что-то всегда будет угрожать нашему счастью, и отравлять его?

– Нет, не всегда, мое милое дитя, – ласково ответил Лагардер, – всему приходит конец, даже жизни убийц, и я не успокоюсь, пока не покончу с ними.

Кокардас подошел поближе к испанцу и сказал ему:

– Ты что ж, думал, что можно вот так вот запросто убить Лагардера и увезти мадемуазель де Невер, когда рядом с ними господин де Шаверни, Кокардас-младший и остальные?.. А вот попробуйте-ка, суньтесь сюда вы все, с Пейролем во главе, – и тогда посмотрим! А ты, чтоб тебе пусто было, гляди – хорошенько гляди на Петронилью и никогда не замешивайся в ту горстку подлецов, которую я насажу на ее лезвие, как на вертел – от эфеса до самого кончика!.. Ах, тысяча чертей! Сколько она уже проткнула таких, чертовка моя любимая!

– Я запомню, спасибо: одного урока вполне достаточно, – поспешно сказал Морд. – Я либо вернусь в Испанию, либо уберусь отсюда подальше. А Жандри и его шайка пусть делают, что хотят.

– Освободите его, – приказал Лагардер, – и дайте ему поесть и выпить.

– Ну ладно, ученичок, хватит, – сказал гасконец, – поскольку мой урок пошел тебе на пользу, то мы можем теперь вместе выпить.

Испанец произнес заискивающим тоном:

–: Для этого надо, чтобы господин де Лагардер позволил мне провести ночь здесь. Я не знаю, куда мне идти в столь поздний час, но завтра рано утром я отправлюсь в Бургос.

– Ладно, – сказал Анри. – Тебе и впрямь надо передохнуть. Но запомни: где бы я ни был, что бы я ни делал – не попадайся больше на моем пути!

Когда Лаго развязал веревку, опутывавшую каталанца, на губах последнего промелькнула странная улыбка, которую, впрочем, никто не заметил.

Было бы странно, если бы Гонзага и Пейроль, видя, что добыча от них ускользнула, удовольствовались только проклятиями в адрес судьбы, которая никак не позволяла им вступить на французскую землю.

Сами они сейчас не могли преследовать Лагардера и его невесту, но у них под рукой было достаточно верных людей, которые отлично бы справились с поручением. К тому же было гораздо удобнее направлять кинжалы убийц из Испании, нежели подвергаться опасностям и подпадать под подозрение во Франции.

Восемнадцатый век уже не вспоминал о том, что век семнадцатый запретил дуэли, и никогда, пожалуй, шпаги не обнажались так быстро, как в те времена – времена Регентства. Однако их обнажали не только в честном бою, и целое сонмище нищих забияк, бретеров и головорезов было всегда готово к услугам богатых подлецов.

Болтающиеся на виселицах тела служили добычей грифам, но от подобных поучительных примеров проку было мало: число наемных убийц не уменьшалось, но, наоборот, их армия все росла, ибо все больше становилось людей, жаждущих прибегнуть к их помощи.