Михаил Беглов - Две неравные половины одной жизни. Книга первая

ВСЕМ, РОДИВШИМСЯ В 50-Х ГОДАХ ПРОШЛОГО СТОЛЕТИЯ, ПОСВЯЩАЕТСЯ…

От автора

У меня было тяжелое детство – я рос в период застоя. Эта шутка почему-то приходит мне на ум, когда я вспоминаю те времена. Причем уже не могу вспомнить, откуда она взялась. Да и не важно. Как не имеет значение и то, что она не очень корректна. Этот период в истории нашей страны на самом деле имел место, когда наше детство уже закончилось, и мы, молодые, активные, полные энтузиазма вступали во взрослую жизнь.

Мы – это те, кто родился в середине прошлого века.

Мы – это поколение семидесятых. Скажете, нет такого поколения. «Шестидесятники» есть, а «семидесятников» нет. Да нет, есть, потому что каждое следующее поколение всегда отличается от предыдущего, и в том числе благодаря тому, что для них сделали предшественники. Это и есть развитие или эволюция, в результате чего человечество то медленно, то рывками, но неумолимо движется вперед. Быть может, в этом и есть смысл жизни каждого из нас – обеспечить в рамках своих возможностей переход следующего поколения на новую ступень.

«Шестидесятники» совершили своего рода «тихую революцию» в СССР, продемонстрировав, что даже в рамках жесткой идеологической пост-сталинской системы возможно инакомыслие и свободомыслие, что соцреализм не является единственным возможным видом искусства, а любовь к Родине вполне может уживаться с критикой ее недостатков.

Десять лет – огромный период для любого общества. И СССР образца начала 70-х радикально отличался от того, каким он был в те годы, когда мы еще ходили в детский сад или начальную школу и не задумывались о глобальных проблемах мироздания.

Мы росли, освященные космической романтикой. Для нас полеты в космос стали тем же, чем для предыдущих поколений были первые трансконтинентальные перелеты. Сейчас запуск ракет с людьми на борту, многомесячные «дежурства» на орбитальной станции стали таким же обыденным делом, как регулярные рейсовые полеты через океан в любую точку земного шара. Мы знали фамилии всех космонавтов наизусть, а сейчас вряд ли найдется много людей, которые помнят имена тех, кто побывал там, за пределами земной атмосферы. Мы даже не держим в памяти фамилии тех, кто сейчас «дежурит» на орбите.

«Вашему поколению жить при коммунизме» – обещало нам выцветшее красное полотно над входом в школу. А в домах отдыха, санаториях и пионерских лагерях стояли полинявшие от времени скульптуры Маркса, Энгельса, Ленина и еще кого-то четвертого, о котором нам предпочитали не рассказывать. Но оставшийся в постаменте железный штырь от этой четвертой фигуры вызывал неудовлетворенно любопытство. Мы росли, особо не задумываясь, что происходит вокруг, но нам так хотелось догнать и перегнать Америку. И казалось, что цель столь близка, столь реальна. Только бы еще немного поднажать, и бегун в красной майке с серпом и молотом на груди вырвется вперед.

Мы росли в бурное, динамичное время под музыку «Битлз» и «Ролинг Стоунс», под песни Высоцкого и Окуджавы. Мы взрослели уже в иное время, но даже тогда тля цинизма не успела повсеместно расплодиться. Мы так хотели настоящих, больших дел, таких же, какие вершили наши отцы и деды, но вместо этого нам предлагали пустые слова и лозунги, демагогические призывы. Нашим молодым, энергичным душам был противен бюрократизм и функционерство. Мы, родившиеся спустя десятилетие после огненных катаклизмов Великой Отечественной, голода и разрухи, смотрели на мир иначе, чем те, кто прошел через эти страшные испытания. Мы жили в относительном достатке, а будущее представлялось нам в-основном в розовом цвете. Мы росли в то время, когда телевизор уже перестал быть роскошью, а превратился в естественную составную часть интерьера почти каждого дома, пусть не очень большим, но все же окном в мир, открывающим нам другие страны и народы.

Нас так хотели воспитать «правильными людьми», нам читали нудные лекции и нотации на собраниях. Но мы и так были правильными. Эта «правильность» перешла к нам на генетическом уровне от наших предков, которые прошли через кровь, пот и слезы, чтобы мы жили в мире и достатке. Мы искренне верили, что живем в самой лучшей стране планеты Земля, но своими молодыми, чуткими сердцами чувствовали пусть тогда еще слабые, но очевидные сигналы необходимости ее обновления.

Нам не нужны был искусственные вливания патриотизма. Любовь к Родине мы впитали вместе с молоком матери, с воздухом, красотой ее природы, вместе с первыми познаниями о ее великом прошлом.

Старшее поколение обвиняло нас в цинизме. Но мы не были циниками. Мы были реалистами и смотрели на общество, в котором росли, более трезво, чем предыдущие поколения. Мы не хотели революционных перемен, но искренне верили, что страна может быть еще лучше и еще чище. И ощущение потребности в таких переменах постепенно нарастала в нашем сознании из-за наслаивавшихся одна на другую ошибок престарелого партийного руководства, ошибок, которые в конце концов и привели к разложению общества и гибели той великой страны, которую создавали наши предки.

Все мы помним, чем это закончилось. В результате на самой середине пути, когда мы прожили уже как минимум половину своей жизни, страна, в которой мы родились и которую любили, из-за политической импотенции одного лидера и завышенных пьяных амбиций другого совершила самоубийство. И в одночасье оказалось, что все то, что мы делали предыдущие 30-35 лет, чего добивались, к чему стремились никому уже не нужно. И мы, как та известная старуха из пушкинской сказки, не по своей вине, и уж тем более не из-за собственной жадности, в один момент оказались у разбитого корыта.

Но жизнь продолжается даже на пепелище. Надо было продолжать жить, надо было – в конце концов – кормить семьи. Не все смогли вписаться в новую систему. Одни спились и раньше времени ушли из этого мира. Другие тупо плыли по течению в надежде, что их когда-нибудь куда-нибудь вынесет. Многие просто сбежали подальше от этих катаклизмов в тихие заграничные гавани. Третьи собрали в кулак всю свою силу воли и действительно попытались начать свою жизнь заново. Каждый по-разному, каждый по-своему. Одни стали банкирами, другим пришлось осваивать иные профессии, а некоторые шаг за шагом, кирпичик за кирпичиком строили новую жизнь для себя и своих близких. Не без ошибок, конечно, но делали то, что могли.

Я часто вспоминаю еще одно известное восточное изречение: «Не дай вам Бог, жить в эпоху перемен!» Я смею утверждать, что именно нашему поколению больнее всех пришлось ощутить на себе жестокую правду этой мудрости. Для тех, кто родился на десять-пятнадцать и, уж тем более, двадцать лет позже этот переход из одного социально-экономического измерения в другое не был столь болезненным.