Илина Григоричева - Секреты фарфоровой куклы

Герцог вышел из кабинета и спустился в нижние залы.

– Прекратите обе! – загремел он. Затем, обращаясь к дочери, произнес уже более спокойно: – Как тебе не стыдно, Нэдди, твоя мать почти что при смерти.

– Стыдно должно быть этой мегере! – с достоинством ответила та и побежала наверх по лестнице, в покои больной герцогини. Отец сокрушенно покачал головой.

Элен вбежала в спальню к матери и, подняв на ходу пышный кринолин, с размаху уселась в кресло. На кровати вместе с герцогиней сидела Долорес Флеминг, крепко обнимая свою приемную мать, и нежно поглаживала ее по голове. Рядом на столике стояла огромная ваза, в которую слуга герцогини Дэн пытался втиснуть огромный букет только что срезанных роз. В покоях леди Анны царил полумрак: плотно занавешенные окна еще более затемняли мрачноватые драпировки стен. В спальне стояла красивая мебель в стиле Людовика Тринадцатого, повсюду находились различные безделушки – шкатулки, статуэтки, а на стене висел гобелен, вытканный самой Анной. Он изображал деревенскую местность, на фоне которой стояла белокаменная церковь. Элен никогда не видела такой церкви, но знала, что она православная. Хотя герцог сдержал слово, данное когда-то русскому царю и предоставил жене право исповедовать свою веру, но запретил делать это открыто, опасаясь осуждения со стороны англиканской церкви. Герцогиня тайно крестила своих детей, а также приемную дочь Долорес, которую любила как собственную, в единственной православной церкви в предместье Лондона.

– Матушка, позвольте мне открыть шторы, здесь очень темно, – сказала по-русски Элен, желая угодить матери.

– Нет, нет, не надо, дорогая, – тихо проговорила герцогиня, – меня так раздражает яркий свет, – она запнулась, а ее лицо исказило страдание.

Ничего уже не осталось в ней от прежней Анны, только голубые глаза, ставшие огромными из-за страшной, смертельной худобы с болью и тоской смотрели на дочь. Элен захотелось разрыдаться. Усилием воли остановив свой порыв, она произнесла как ни в чем не бывало:

– Вам нужен свежий воздух, мама. Позвольте Дэну вынести вас в сад.

Слуга сразу подошел, изобразив готовность.

– Я сегодня не хочу на воздух, – устало сказала Анна. Дэн поправил ей подушки, усадив чуть повыше. – Я слышала, как ты ругалась с Полиной, – мягко продолжала она, – это нехорошо, недостойно такой леди как ты, Элен.

– Но мама, она же сама не оставляет меня в покое! – живо возразила ей дочь.

– Истинная правда, матушка! – подтвердила Долорес.

– Такая язва! – тяжело вздохнула Элен. – Бедный наш Нол [11] Нол – английское сокращение от имени Оливер. ! Отец этим браком сломал ему жизнь.

– Не говори так об отце. Он лишь хотел упрочить его положение, – неуверенно произнесла Анна, хотя в душе была совершенно согласна с дочерью. Она была против этого брака, но герцог не послушал ее и теперь матери было больно, оттого как страдает ее сын. – И все же ты не должна ссориться с ней, подумай – а может быть ей тоже тяжело? Представь себя на ее месте – одна, в чужой стране, некрасивая и никем не любимая, – голос герцогини задрожал, – никогда не порти своей души ненавистью ни к кому, доченька. Запомни это хорошенько и постарайся понять и полюбить Полину. Ведь Бог дал тебе все то, чего не дал ей – кто знает почему? Ей просто нужна чья-то любовь, я чувствую так. И ты, Долли, тоже будь с Полиной поласковей. Вы должны обе мне это обещать.

– Мы обещаем, обещаем вам, матушка, – наперебой заговорили девушки, тронутые словами матери, – мы будем стараться полюбить Полину.

Неожиданно двери отворились, и в спальне герцогини появился граф Перси, попросив сестер оставить его с матерью наедине. Девушки вышли. Спустившись вниз, в гостиную, Элен подошла к графине:

– Миледи, я сожалею, что наговорила вам столько дерзостей… – начала было она, но Полина злобно перебила ее:

– Да уж надеюсь, что впредь вы будете вести себя как подобает леди, а не уличной девке!

В глазах Элен промелькнула ярость, но она сдержалась, помня о наставлениях матери.

– Вот змея! – прошептала Долорес.

Оливер уже вышел из покоев герцогини и тоже направился вниз.

Надо заметить, в спорах между Элен и Полиной он всегда был на стороне сестры. Когда родилась Элен ему было одиннадцать лет и малышка сразу пришлась по сердцу как добродушному мальчику, так и его сестре Мэгги. Маленькая живая куколка никого не оставляла равнодушным, ей даже не нужна была прислуга – все хотели повозиться с ней. Мэгги, забросив своих кукол, не спускала сестренку с рук, а спать клала с собой в постель. Но через два года Маргарет вышла замуж и уехала жить в Париж. С тех пор куколка в основном принадлежала отцу и брату. Даже в юности Оливер бывал неразлучен с сестренкой. Порой, самолично завязывая бантик в кудряшках девочки, он вез ее с собой куда бы ни ехал, вызывая тем самым восторг общества и называл своей маленькой принцессой.

Оливер был очень одарен музыкально, но отец, заметив его чрезмерный интерес к музыке, запретил сыну заниматься ею, считая это недостойным занятием для мужчины. Зато когда Оливер увидел у своей сестренки такой же интерес и сказал об этом отцу – герцог нанял для дочери самого лучшего учителя – итальянца Бонончини. Когда Оливер хотел жениться на дочери графа Денби, маленькая Элли всячески защищала брата перед отцом. Но герцог был неумолим, и вот свадьба Оливера и француженки Полины состоялась. С тех пор граф Перси сильно изменился. Его всегдашнее добродушие стало уступать место частой раздражительности. А в данный момент он был, кажется, по-настоящему зол.

– Выслушайте меня внимательно, миледи, – холодно сказал он жене, – вы немедленно отправляетесь в Нортумберленд, будете жить в Алнвике.

– Вместе с вами?

– Нет. Вы едете туда без меня. Я пока остаюсь в Лондоне.

– Не знаю, чего еще наговорила вам ваша сестра, но…

– Я больше не потерплю никаких возражений! Немедленно собирайтесь, карета уже ждет вас.

Граф Перси вышел, резко развернувшись на каблуках. Герцог, хоть и не присутствовал при этой сцене, все слышал слово в слово.

Может, в первый раз он остался доволен твердостью сына. «Если бы Оливер был таким решительным и в политике…» – думал он.

А Элен с Долорес так и остались стоять посреди гостиной.

– Теперь-то вы обе, наконец, удовлетворены? – прошипела им Полина, но в глазах ее заблестели слезы.

И тогда девушкам стало жаль невестку. У них было такое чувство, что они тоже ее выгнали.

Дерек проснулся в хорошем настроении. Наскоро перекусив, он умылся и надел чистую блузу, на нее свой старый, но идеально чистый камзол, а затем и кафтан. Стоя у зеркала, он аккуратно расчесал и скрепил свои волосы на затылке, а после тщательно приладил, напудрив, новый дорогой парик. Наблюдая за туалетом сына, Фредерик саркастически заметил: