Александр Чиненков - Слово атамана Арапова

– Ничаво, – сказала Агафья Рябова, пересиливая страх и судорожно сжимая руку Акулине, – ничаво. Гдей-то далече бьются. За ночь до нас докатятся.

– Замолчь, лярва! – рыкнул на жену Степан. – Степняки што зайцы. Ныне здеся – завтра…

На рассвете хлынул ливень. Он хлестал до позднего утра, а потом выдохся и поливал землю мелкими обессиленными струями.

Кочегуров проверил пушки и, осторожно ступая по скользкой, размытой глине, приблизился к казакам, которые, прячась от дождя, расположились под раскидистыми ветвями огромной осины.

– Мое почтеньице вам, браты-казаки! Ужо утро на дворе, а ворогов не видно.

Покрасневшее от ветра мокрое лицо есаула было по-мальчишески весело.

– Сдается мне, степняки ужо друг с дружкой сцепилися. Мож, не поделили што?

Арапов не ответил. Думая о чем-то своем, он вытянул руку вперед, наблюдая, как редкие капли дождя барабанят по широкой ладони. Сидевший рядом Степка с любопытством разглядывал его лицо, полускрытое натянутой до самых глаз шапкой.

– Поделом, пущай друг дружку полосуют, нам легше станется осилить их. – Высказав фразу, Гурьян легко вскочил и поспешил навстречу жене, которая, сгибаясь под тяжестью коромысла, несла воду.

– Ай, верно грит. – Степка лихо выхватил из ножен саблю и с любовью провел по клинку. – Пущай токо сунутся, вражины! Мы их…

Кочегуров, улыбаясь, смотрел на храброго юношу.

– Мож, сплаваем да поглядим хто нам ночью спать мешал? А?

Это было сказано шутливо. Но в серьезных вопросах атаман Арапов шуток не понимал. Он решительно сдвинул шапку на затылок и окинул есаула благодарным взглядом:

– Дело говоришь, любо слушать. Я вечор о том же думал!

Хотя рассвет долго терялся за темной пеленой дождя, но все-таки пробился сквозь нее. Наступило бледное утро. К полудню и вовсе прояснилось. По обновленному небу поплыли белые прозрачные облака. Жаркое летнее солнце ощупывало мокрые деревья, шалаши, землю, людей. И куда девались усталость, раздражение, лихорадочный озноб от бессонницы и холода?!

Казачки занялись приготовлением обеда, а казаки сносили бревна к середине поляны, на которой колышками было отмечено место под строительство избы. Бревна были сложены высокими штабелями. То и дело за одним бревном валилась целая куча, и тут же приходилось отскакивать, чтобы не сбило с ног, не ударило, не отдавило пальцы. После тревожной ночи работа шла, как никогда, напористо и зло. Но казаки не роптали. Каждый знал, что чем быстрее они построят хоть какое-то укрытие, тем легче будет держать оборону от степняков, которые скоро обязательно появятся. В их дружелюбие не верил никто, особенно после ночного боя в верховьях реки.

– Ково с собой возьмешь? – спросил Арапов есаула, который при полном вооружении вышел из шалаша, собираясь идти на берег.

– Ня знай, – пожал тот плечами.

– Мож, свово Демьяна и Евдокимку Пегова?

– Пущай здеся остаются. – Кочегуров хитро улыбнулся. – Они по плотнитскому делу охочи, вот и пущай себе тешатся. Я ж Степку возьму да Гурьяна, коль ты дозволишь.

– Бери.

Атаман поморщился. Ему жаль было отпускать Куракина, сильные руки которого так нужны для строительства. Но и более сильного гребца, который один мог запросто заменить шестерых на веслах, едва ли можно было сыскать среди казаков.

Предупредив Степку и Гурьяна о предстоящем деле, Кочегуров присел рядом с Араповым, который угрюмо смотрел куда-то вдаль, оперевшись локтем о борт будары.

– Будя хмуриться, Василий! – Он несильно ткнул атамана кулаком в плечо. – Хде наша не пропадала…

Арапов очнулся от своих мыслей. Надо было решать. Он с утра обдумывал и все-таки не знал, стоило ли отпускать есаула в верховья. Но, видимо, благоразумие взяло вверх над осторожностью и сомнениями, и после небольшой паузы он сказал:

– Далече не заплывайте! Как уразумеете што и как, зараз вертайте.

Кочегуров покосился на свои щегольские сапоги, потом махнул рукой:

– Рано нам в могилы, Василий. А на бударе нас не достать ни каракалпакам, ни кайсакам, штоб им лопнуть.

– Сплюнь, штоб беду не накликать. – Атаман перевел взгляд на приближающихся Гурьяна и Степку, после чего с тяжелым вздохом поднялся. – К берегам не чальтесь, середины держитесь. Киргизы вплавь вас не возьмут, но их стрелы дюже востры.

– Што казаку стрела вражья? – Кочегуров вошел в спущенную на воду будару и, улыбнувшись, подмигнул атаману. – Их стрелы для нас щепки бесполезные, ковылинки пересохшие…

– Храни вас Хосподь, робяты! – Арапов еще раз тяжело вздохнул и перекрестил отплывающую от берега будару. – Живыми вертайтесь, Христом Богом прошу.

Никифор увидел Нюру сразу, как только она, сопровождаемая женой Гавриила, вернулась в лагерь. Тонкая белая рубашка на ней была порвана. Девушка неуклюже куталась в большой грубый платок и испуганно смотрела на происходящее в лагере. Казак с оторопью взглянул на девушку и, дрогнув от радости, приметил, как, побеждая испуг и боль, она на мгновение улыбнулась ему одними глазами. Задыхаясь, он подбежал к ней и, заключив ее в объятия, оторвал от земли. Нюра была тонка и легка. Волнуясь от прикосновения к ее телу, он наклонился и хрипло сказал:

– Слава те, Боже милосердный! Жива, жива моя голуба!

Нюра, все еще продолжая вздрагивать от испуга, тихо выговорила:

– Спасибо Хосподу, что и ты жив, Никифор!

Казак не смог сдержаться – губами вытер капельку крови с ее поцарапанного лба. И тут же замер от страха и счастья. Девушка прикрыла глаза: «А я… а я…»

Никифор задохнулся и замолчал. Нюра плотно сжала губы и не смотрела на него. Продолжать разговор вдруг стало невозможно. Они ухватились за то, что было спасением для обоих.

– Как проведали об том, што мы от кыргызов отбились? – заговорил Никифор, едва справляясь с дрожью в голосе.

– Мальчонка сообчил, – немного оживившись, ответила Нюра.

– Э-э-э…

Казак вздрогнул, когда за его спиной несколько голосов затянули молитвенный гимн в знак траура по убитым, схватил девушку за руку и увлек за собой к повозкам, где, видимо, собирался сказать что-то для себя или для обоих очень важное. Убедившись, что население лагеря собралось на молитву и им никто не помешает, Никифор взял Нюру за руку, проникновенно посмотрел ей в глаза и после короткой паузы спросил: «Все об нем думашь?»

Девушка поняла, о ком спрашивает ее казак. Она передернула плечами и не ответила.

– Пошто молчишь?

Нюра искоса поглядела на его сделавшееся страшным лицо. Она знала, какие чувства питает к ней Никифор. Но ей это было не нужно. Не пара он ей, изгой женатый! Он зол, вспыльчив, непредсказуем. А она боялась нервных, неуравновешенных людей. Все, что девушка сейчас хотела, так это покоя. Но только не объяснений с вспыльчивым казаком, которого она…