Константин Кураленя - НА РУСЬ!

«Заранее уточняет, – усмехнулся я. – Пока я не поинтересовался, откуда в яйце взялась секира».

– Раздался гром, и яйцо раскололось, – продолжил китаец. – Всё чистое и прозрачное, что находилось в яйце, поднялось ввысь и образовало небо. А всё тяжёлое и нехорошее опустилось вниз и стало землёй.

Пань Гу обрадовался, что сумел отделить Небо от Земли. Но тут он заметил, что грязное и тяжёлое тянется к чистому и светлому.

Он понял, что Небо и Земля могут сомкнуться, и тогда вновь наступит Хаос. Он головой подпёр Небо, а ногами упёрся в Землю. Каждый день он вырастал на один чжан (3,3 м), и на это расстояние Небо отделялось от Земли. Таким образом, прошло ещё восемнадцать тысяч лет. Пань Гу превратился в огромного подпирающего Небо великана. Его рост составлял девяносто тысяч ли. К этому времени Земля затвердела и уже не могла слиться с Небом. Но и силы героя были не безграничны. Ведь все эти годы он не принимал пищу, потому что не мог оставить своего поста. Он в последний раз взглянул на дело рук своих и свалился бездыханным на Землю.

Перед тем как умереть, тело богатыря стало изменяться. Его левый глаз превратился в солнце, а правый – в луну. Последний его вздох стал ветром и облаками. А последний исторгнутый им звук отныне мы называем громом. Его волосы и усы рассыпались на многое множество сверкающих звёзд. Руки и ноги героя указали направление четырёх сторон света. Голова и туловище стали сопками и горами. Выплеснувшаяся из тела кровь омыла Землю морями, реками и озёрами. Его плоть стала плодородной землёй, а жилы – дорогами. Кожа и волосы на теле превратились в лес и траву, зубы и кости – в полезнее ископаемые. Пот стал дождём и росой. И был сотворён мир.

Вэй замолчал и, склонившись над моей раной, продолжил процедуру перевязки. Он острым лезвием надрезал бинт и, обмотав две полоски вокруг туловища, завязал их.

«А процедура перевязки за столько веков ни капли не изменилась, – подумал я, наблюдая за его манипуляциями. – Только наша медсестра вместо лезвия использовала бы свои зубы».

– О чём ты думаешь! – возмутился дремавший до поры, до времени внутренний голос. – Нас везут на верную смерть, а он медсестёр вспоминает. Лучше сиди и придумывай, как нам с целым хребтом остаться.

– Ты думаешь, что я удостоюсь чести быть казнённым таким способом?

– Не ты, а мы, – поправил меня голос. – Мы ведь принц.

– На каком языке изволил говорить достопочтенный Аян? – назвал меня чжурчжэньским именем Вэй.

Оказывается, я говорил вслух.

– Это язык племени руссов, – не стал секретничать я, ведь китаец и сам был рабом.

– Не знаю, – покачал он головой. – Пань Гу создал землю для многих племён и народов.

– Это мой народ, – произнёс я. – И скоро его земли зальют реки крови. Хан Бату готовит поход на Запад.

– А ты откуда знаешь? – взглянул на меня китаец. – О том, что поход всё-таки состоится, заговорили совсем недавно.

– Ну, ты-то ведь знаешь, – ушёл я от ответа.

– Я знаю потому, что был не только лекарем убитого тобой Кучу, но и летописцем. А решение о походе в страны запада принималось на курултае, и ты никак не мог о нём знать.

– А почему Бату? – спросил я.

– Так это же улус его рода.– Пожал плечами старик.

– Даже если они ещё не были завоёваны?

– Завоевание всего мира – это дело времени. Армии монголов настолько сильны, что Чингисхан, разделяя всю землю на улусы для своих детей, не сомневался, что может быть по-иному.

– А откуда ты знаешь, как меня звали при дворе императора Цзинь? – поинтересовался я.

– Я не всегда был рабом хана Кучу, – задумчиво прищурился Вэй. – Когда-то я был придворным лекарем высокопоставленных особ. Я видел тебя, принц Аян, ещё до разгрома империи.

«Мир тесен, – подумал я. – Интересно, а мог бы он мне помочь?».

– О помощи меня не проси, – словно прочёл мои мысли китаец. – Я не воин и слаб телом и воинским духом. Я слишком привязан к жизни, чтобы рисковать ею.

– Жизнь и смерть определяется судьбой, – произнёс я. – Понимаю.

– Могу тебе сказать, что армией будет командовать не Бату.

– Не понял! – удивился я.

Я был действительно удивлён. Все исторические источники, о которых я знал, говорили о том, что набегом на Русь командовал Батый. А китаец говорил, что не он. Где же кроется правда?

– Кроме Бату в Северные страны идут ещё одиннадцать принцев царской крови, – пояснил лекарь. – Угэдэй- хан – хитрый лис. Хоть этот улус выделен старшему сыну Джучи, но он боится отдавать армию под единоначалие молодого хана. Он и с отцом его не очень ладил, и поэтому опасается бунта.

– Откуда тебе всё это известно? – покачал я головой. – Словно ты присутствовал на всех военных советах.

– Я учёный и лекарь при особах царских кровей. Я умею слушать и делать выводы. Я очень бы хотел тебе помочь, но боюсь, что моя помощь будет только такой, принц Аян.

– Хорошо, – кивнул я головой. – Продолжай.

– Эта история началась в те времена, когда жену Чингисхана захватили меркиты. Из плена Бортэ вернулась с новорожденным. Имя ему дали Джучи (так называли путников, прибывших в гости). Чингисхан назвал ребёнка своим, но, как показало время, этого оказалось мало. Злые языки нашёптывали, что на самом деле Джучи – ребёнок меркит- ского плена.

– А как было на самом деле? – не выдержал я.

– Об этом знает только Борте. До самой смерти Чингисхан и Джучи сомневались в своём кровном родстве. Сомнения. – Задумчиво произнёс Вэй. – Сомнения в верности, дружбе, любви – это страшный яд, который разъедает душу и выжигает из неё благоразумие. Чингисхан никогда не показывал своих сомнений. Один лишь раз он позволил чувствам взять верх, заподозрив Джучи в предательстве. Но когда всё выяснилось, он раскаялся в этом. Джучи действительно был болен и не мог приехать к отцу по его приказу.

– А как это может помочь мне? – спросил я.

– Разногласия, – поднял указательный палец вверх лекарь. – Если тебе удастся сбежать, то тебе необходимо идти к Бату. Меж собой все Чингизиды считают его внуком не чистой крови. Ему приходится нелегко. Ты знаешь, как зовут молодого хана люди его улуса?

– Я с ним ни разу не встречался.

– Его зовут Саин-хан, что значит добродушный.

– Ничего себе добродушный! – не выдержал я. – Залил кровью всю Европу. Разорил города и страны.

– Как это ни прискорбно, но смерть и кровь являются непреложным законом войны. Бату никогда не был кровожадным. Несмотря на свою молодость (ему сейчас двадцать семь лет), он всегда исходил из принципов разумности.

– Но всё-таки, почему именно Бату? – не мог понять я Вэя.

– Звёзды говорят, что линия твоей судьбы будет непрерывна только с линией хана, – ответил лекарь.

Озадачил меня Вэй, конечно, здорово и даже звёзды сюда приплёл. А как быть с Угэдэем? Он Великий Хан всех монголов, и не Батыю тягаться со своим дядькой.