Елена Первушина - Мосты Петербурга. В прошлом, настоящем и будущем

Однако этот план не учитывал уже имеющиеся городские постройки: в него не входили ни Летний сад с дворцом, ни Троицкая площадь с пристанью и рынком, он «отрезал» крепостной стеной часть Адмиралтейской слободы.

Дополнить проект Леблона решили, использовав план другого архитектора – итальянца Доменико Трезини. Трезини также поместил центр города на Васильевском острове, но не стал, как Леблон, отгораживать город от моря крепостной стеной. По проекту Трезини, Васильевский остров также должны пронизывать каналы, но их сетку итальянец сделал более простой, предусмотрел в глубине острова большой зеленый парк, «вписал» в план уже имеющиеся постройки на Петербургском острове и по левому берегу Невы.

Жан-Батист Леблон занял место в истории Петербурга как автор проекта «образцового» дома для застройки набережных и планировки Верхнего парка в Петергофе, участвовал в строительстве Большого Петергофского дворца и отделке Монплезира. Трезини проектировал форт Кроншлот, здания Двенадцати коллегий и Александро-Невской лавры, возвел каменный Петропавловский собор, перестроил дворец Меншикова и Зимний дворец Петра I, а также Аничков мост. Однако оба плана – и Леблона, и Трезини – оказались не реализованы, так как были совершенно нереалистичными, точнее, нереалистична сама идея Петра перенести центр города на Васильевский остров. Наведение постоянного моста через Неву в начале XVIII в. – очень сложный проект, да и не рациональный. Технические условия позволяли построить только плашкоутный мост, который не смог бы работать во время ледохода, а в период навигации мешал бы движению по Неве судов, но Нева – основная транспортная артерия города, по ней подвозили лес к острову Новая Голландия, где организовали склады. Для успешной войны со шведами на море был необходим шхерный флот, который формировался из галер, их корпуса строили в Галерном дворе (на правом берегу реки Мойки, вблизи ее устья), а потом переводили в Адмиралтейство для оснастки. Везли смолу из Смольного двора, находившегося за границами города, так как в ее производстве велика опасность пожара, сырье для первых фабрик, мастерских и мануфактур. Город также нуждался в постоянном подвозе припасов, и в этих условиях постоянный мост через Неву служил бы скорее помехой.

Одна из легенд, связанных с первыми днями Петербурга, гласит, что Петр I не хотел строить через Неву мосты, так как мечтал вырастить из петербуржцев бравых мореходов. Действительно, еще в 1716 г. царь учредил в Петербурге на берегу Фонтанки Партикулярную верфь для строительства малых судов (канал, соединяющий эту верфь с Невой, проходил по современной улице Чайковского). Суда он бесплатно раздавал своим сановникам, флотским офицерам и кораблестроителям, сенаторам и т. д. – «в вечное и потомственное владение, с тем, однако ж, чтобы владельцы их починивали и вновь делали уже на свой счет». За два года построили 141 судно различных типов. Они составили Невский флот, которым командовал Невский комиссар. 12 апреля 1718 г. издан именной указ Петра I «О содержании розданных обывателям парусных и гребных судов, в исправности и чистоте, о построении на место оных по тому же образцу новых, о выезде всех на оных судах по данному сигналу для обучения Навигации и о наблюдении комиссара за исправности содержания судов частными обывателями». Юнкер Фридрих Вильгельм Берггольц, сопровождавший жениха старшей дочери Петра Анны герцога Карла Фридриха Гольштейн-Готторпско-го, описывает маневры такого флота, который больше напоминают пышный праздник и заканчиваются «завтраком на траве» в Екатерингофе. Однако содержание такого флота не прихоть Петра и не проявление его страсти к просвещению русского народа – оно являлось необходимостью, так как в условиях строящегося города водный транспорт был во многих случаях самым удобным. Но по этой же причине наведение постоянных мостов через Неву приходилось откладывать на неопределенный срок. Впрочем, необходимость все же заставила городские власти вскоре пойти на этот шаг. Тот же юнкер Берггольц рассказывает, как с риском для жизни он переплавлялся бурной осенней ночью на ялике через Неву на Васильевский остров, чтобы попасть на праздник во дворце Меншикова. А английский путешественник, побывавший в столице в 1730–1731 гг. (через пять лет после смерти Петра I), уже описывает «хороший красивый мост на понтонах» через Неву. Этот мост протянули еще в 1727 г., и через пять зимних сезонов его полностью обновили, усовершенствовав конструкцию. Но плашкоуты все равно постоянно требовали ремонта или замены, их могло сорвать с якоря, повредить во время ледохода.

Строительство каналов на Васильевском острове шло медленно, а после смерти Петра и вовсе остановилось, центр города перенесли на левый берег Невы, и он стал формироваться вдоль Большой першпективной дороги. А это означало, что он будет включать в себя множество островов, частью давно существовавших, частью возникших из-за прокладки каналов и протоков, а следовательно, городу потребуется много новых мостов.

Население города непрерывно росло. В течение первой трети XVIII в. оно достигло 40 000, а во второй его половине превысило 100 000. Эти люди непрерывно находились в движении: перемещались по городу из слободы в слободу, ездили в ближние пригороды, возвращались в центр. Естественно, городу требовалось много мостов, а там, где построить мосты было невозможно, следовало наладить переправу через реки.

Место, где Охта впадала в Неву, теперь находилось за чертой города (и останется там же на протяжении всего XIX в.). Здесь сохранились финские деревни, жители которых снабжали город продуктами. Охтенских молочниц-финок, рано утром разносивших кувшины молока по всему городу в XIX в., упоминает Пушкин в первой, «петербургской» главе «Евгения Онегина», и не только он один.

В водевиле П.И. Григорьева «Петербургский анекдот с жильцом и домохозяином» молочница-охтенка поет:

«Перевоз», который упомянут в этих строках, – это переправа через Неву к Смольному монастырю, зимой по льду, а летом на яликах, откуда охтенки-молочницы начинали свой утренний обход города. Российский писатель XIX в. Павел Васильевич Ефебовский так описывал их: «Посмотрите, как кокетливо охтянка выступает зимою, таща за собою санки, нагруженные кувшинами с молоком и сливками. Наряд ее, особливо при хорошеньком, свежем личике, подрумяненном морозом, очень красив: кофта, опушенная и часто подбитая заячьим мехом, очень хорошо выказывающая стройность талии; ситцевая юбка и синие чулки с разными вычурами и стрелками. Все это, вместе с красивыми лицами, встречаете вы у молодых охтянок. Но вместе с ними отправляются на торговлю также и матушки, тетушки, а что мудреного – и бабушки, потому что нередко случается видеть на улицах Петербурга пожилых женщин, которым, кажется, едва под силу тащить тяжелые кувшины; оттого подле этих почтенных женщин найдете вы нередко двенадцатилетних спутниц, которые, знакомясь с городом, вместе с тем помогают старушкам в их тяжкой работе».