Евгений Жаринов - Тайна cредневековых текстов. Библиотека Дон Кихота

Несчастный в малиновом пуловере начал терять сознание. С его уст стали слетать богохульства.

Небеса оказались пустыми и холодными для него. Там не было никого, кроме Снежной королевы.

Москва, события того же дня. Продолжение разговора в автомобиле

– В том-то вся и штука, Женька. В том-то вся и штука. Еда, трапеза, понимаешь, накладывают свой отпечаток. Не все книги выдерживают этот ритм, который создает позвякивание столовых приборов, ритмичное движение челюстей и постоянная необходимость отрываться от текста и бросать взор на тарелку. В нашем обществе есть даже свой штатный психолог, который делает соответствующие замеры и потом беседует с каждым отдельно о полученных впечатлениях. Он собирается защищать докторскую. По его мнению, чтение во время еды имеет прямое отношение к явлению трансперсональной психики.

Да у вас там действительно все очень серьезно.

Конечно. Среди нас даже есть один биолог, который говорит, что чтение – это воплощение жизни и что ДНК человека – это так называемая читающая структура.

Tout aboutit en un livre – Книга вмещает все, – решил уточнить Воронов.

Кто это сказал?

Малларме, кажется.

Вот-вот, и мы о том же.

Так вы различаете, какие книги можно читать во время еды, или трапезы, а какие – нет. Я правильно понял?

Это все индивидуально. Я, например, не могу во время трапезы воспринимать художественную литературу. Положим, герой объясняется в любви, а ты голову вниз и вилкой что-нибудь подцепляешь. Сам понимаешь – все сразу начинает казаться фальшивым. Жуя и прихлебывая из бокала, я с трудом могу уловить и логику какого-нибудь философского трактата.

Что же остается тогда, Арсений? Легкое чтиво, да?

Разговор прервался. По Кольцу с сиреной, лавируя между автомобилями, плотно стоящими в пробке, из Склифа пыталась прорваться куда-то в центр карета «Скорой помощи».

Москва. События того же дня. Ленинская библиотека

Паника началась не сразу.

До читателей, среди которых в этот час мало было абсолютно нормальных, не сразу дошел смысл произошедшего. Но когда наконец дошел, то все как один повскакали с мест, и стулья, падая спинками вниз, принялись отбивать дробь наподобие африканских ритуальных барабанов.

Кто-то закричал, и женский визг стал невыносим.

Толпа бросилась к выходу. Началась давка.

Сообщили, что из-за пробки на Садовом кольце карета «Скорой помощи» задерживается. Ждали реанимобиля, причем для двоих – и для самого членовредителя, и для служительницы-атеистки, у которой, судя по всему, случился сердечный приступ.

Носилки нельзя было пронести сквозь двери и по узкой лестнице. Когда пострадавшего выносили в желтой и вонючей клеенке, то он, как школьник, продолжал упорно тянуть свою изуродованную культю вверх, к холодному зимнему небу, откуда, как с рекламного щита, ему улыбалась лишь Снежная королева, словно предлагая выбрать самый лучший в мире холодильник.

Выносили пострадавшего из здания библиотеки четверо случайно подвернувшихся аспирантов. Персонала в службе «Скорой помощи» не хватало. Прислали двух молоденьких девушек-практиканток да водителя, который не выносил ни запаха, ни вида крови. Он нервно курил одну сигарету за другой, заметно бледнея с каждой минутой.

Аспиранты тоже старались не смотреть на изуродованную руку, которая так и вылезала из клеенки.

Невесть откуда в холле библиотеки появились и ребята с телевидения из передачи «Дорожный патруль».

Летопись дня писалась на камеру по горячим следам.

Москва, события того же дня. Продолжение разговора в автомобиле

– Я лично предпочитаю историческую литературу. Лучше всего – какие-нибудь популярные биографии знаменитых людей прошлого.

– А почему именно такой выбор?

– Сам не знаю. Карлейль как-то заметил, что вся мировая история – это бесконечная божественная книга, которую все люди пишут и читают одновременно. И в эту книгу кто-то уже успел вписать и их самих.

По-моему, вся наша так называемая история на кухню похожа. Во-первых, шеф-повар. Он единственный знает заранее, что должно получиться из этого обилия ингредиентов, то есть рецепт. Это и есть цель, которой подчинен весь процесс, весь кухонный хаос. История без цели – уже не история, а одна сплошная бессмыслица, нонсенс.

Во-вторых, ты обязательно встретишь на кухне мясо и кровь. Там везде висят острые ножи и топоры, чтобы перерубать хрящи и кости. Есть здесь и дьявольские сковородки, и печи. Чем тебе не метафора войн и социальных потрясений.

История – вещь кровожадная.

Но, как известно, катаклизмы неизбежно сменяются эпохой процветания, благополучия и спокойствия. Пожалуйста: вот тебе зелень, овощи и фрукты, что называется, основные составляющие любого рога изобилия.

И наконец, сладкий десерт вроде современного Совета Европы. Пирожные, воздушный крем, торты всех размеров и на любой вкус. Все рады, наслаждаются, а диабет в конце концов обеспечен. Вот он, двойной стандарт любого превосходного кондитера.

– Постой, дай продолжу, – перебил Воронов. – А после обеда мы обязательно спешим в туалет. И то, что из нас выходит, похоже на тлен и разрушение.

– Правильно, – подтвердил Сторожев, – апокалипсис. У каждой истории есть свое завершение, свой финал, поэтому у нас, у читающих гурманов, есть свои филиалы.

– Это какие же?

– Их составляют те, кто может читать только в туалете.

– Это мне знакомо, – не выдержал водила и нажал на газ. Впереди образовался небольшой просвет, в который и юркнула наглая «девятка», чуть не столкнувшись с рейсовым автобусом.

Почитать в туалете я и сам не прочь, – продолжил разглагольствовать шофер, как сумасшедший накручивая руль. – Особые, надо сказать, ощущения в душе испытываешь.

Но это, господин хороший, не к нам, – перебил лирическое отступление извозчика Сторожев. – В нашем обществе мы читаем только во время еды. Те, кто книгу мусолит исключительно в нужнике, нам антипатичны. Вот так, любезный. Мы, так сказать, ратуем за чистоту, за светлый аспект, за сохранение самой сакральности процесса чтения.

А они что, они тоже книжки читать любят. По мне – неважно где, только читай, – пытался оправдаться частник, подкатывая к «Седьмому континенту».

А они, любезный, – с иронией отпарировал не на шутку распалившийся доцент, – книгу, по сути дела, в толчок спускают. Вот что они делают. Они нарочно ускоряют апокалипсис, лишая мир оставшейся еще перипетии. И таких сейчас много развелось. У некоторых все основные книги постепенно в туалет перекочевали. Говорят, сам поэт Бродский, лауреат Нобелевской премии, в туалете в основном и читал.

Они, экскрементисты то есть, наподобие нас в тайное общество объединились. И количество их с каждым годом неизменно растет. Это нас пугает. Черная дыра какая-то. Вы, мил человек, часом, не из их числа? – обратился к водителю доцент.