Дмитрий Самков - Дорога до Солнца

Следом на площадь выехала телега с высокими бортами, обтянутыми тканью. Местами появившиеся дыры выдают старость этой материи и постоянные сражения, в которых эта развалина на колесах становилась центральным объектом. Из телеги также выскочили незнакомцы и направились в сторону горожан, смеясь и размахивая мечами. В глазах виднелись удовольствие от чужого страдания и предвкушение.

– Господин, – тихо позвал молодой торговец. – Пройдите лучше сюда.

Он подозвал Тэкеши рукой, немного отодвигаясь от своего прилавка.

Самурай, все еще не до конца понимающий, что происходит в этом чертовом городе, сделал пару шагов в сторону и оказался рядом с По.

– Все нормально, такое у нас иногда случается. Они ничего не делают с нами, если мы не спорим.

Тэкеши заметил, что все вокруг смотрят в пол, лица их не выражают никаких эмоций, люди словно выключились и потеряли возможность чувствовать. Сейчас вся площадь была заполнена куклами, безжизненно уставившимися в пол.

– Соберите их всех в центре, на этой площади! – крикнул крупный всадник, спрыгивая с лошади. – Пройдитесь по домам, найдите всех, пусть несут свои запасы.

Группа мужчин с дикарским криком бросилась в рассыпную, не особо церемонясь с людьми, сидящими на каменном полу.

– А вы чего по стенам жметесь?! Я должен сам тащить еду к телеге?

Один из разбойников подошел к женщине, стоявшей на углу дома, и вонзил саблю в древесину над ее головой. Она с криком бросилась в центр площади и упала на колени, за ней последовали и другие люди.

Главарь загоготал грубо и раскатисто, а его шайка подхватила этот смех.

– Кажется, вы начали забывать, кому вы все обязаны за такую счастливую жизнью? Разве не мы пришли к вам, когда вы остались без армии? Разве не мы гарантируем вам безопасность? Правильно, мы! А что, если бы на вас напали разбойники? – мужчина вновь расхохотался, заставляя грудь сотрясаться, а вены на шее вздуться.

– И что же мы просим взамен? Всего лишь немного еды, чтобы восстановить силы после тяжелой службы и денег, для обустройства нашего скромного быта!

Он подошел к прилавку, на котором лежали фрукты и овощи, и взял яблоко. Потерев его о распахнутый ворот рубашки, видимо, чтобы почистить его, хотя еще неизвестно, не сделалось ли от этого оно еще грязнее, и со звонким хрустом надкусил его.

– А вы, свиньи неблагодарные! Вместо того, чтобы встречать нас с радостью, ищете любой способ утаить от нас то, что мы ищем!

На этот раз смешок прозвучал кратко, и сильное бедро с четким рельефом мышц, открывающихся из-под повязки, ударило по перекладине прилавка. Нога, сделанная будто не из плоти, а скорее стали, прошла насквозь. Дерево с треском лопнуло, высвобождая рой щепок, разлетевшихся в разные стороны. Ровная поверхность, на которой лежали продукты покосилась, и все арбузы, яблоки, персики, баклажаны и огурцы покатились по площади, иногда натыкаясь на людей, сидящих на полу, по-прежнему не решающихся поднять головы вверх и как будто не замечающих этого.

– Соберите с прилавков все, что нам нужно! – приказал он своим головорезам.

С шумом, распихивая всех сидящих на площади, разбойники направились к их продуктам. Минут через пятнадцать вся еда оказалась в телеге, оставив прилавки пустыми, будто бы сейчас раннее утро, и горожане просто еще не успели выставить свой товар. Некоторые из оставшихся разбойников разбрелись по городу, в поисках наживы, другие схватили молодую девушку и ворвались в ближайший дом. Главарь остался развлекать себя, продолжая запугивать людей на площади. Он был похож на хищника, который наслаждался своей добычей. Он считал себя сильнейшим, он был уверен, что ему ничего не будет. Безнаказанность опьяняла его. Но Тэкеши знал о нем больше, чем, возможно, он сам. Самурай встречал таких людей, он видел их личину. Они слабые, трусливые люди. Скорее всего его била мать, внушая ему мысль о его неполноценности. Он не уверен в себе как в человеке, поэтому нуждается в том, чтобы демонстрировать силу всем, любуясь собой как павлин. Легко быть таким, когда соперника держит связанным твоя банда. Он не уверен в себе как в мужчине, поэтому овладевает женщинами против их воли. Подавляя их дух и подчиняя себе, он компенсирует свою неполноценную мужскую силу.

Над городом нависла страшная тишина. Тишина, похожая на ту, которая была неделю назад в том самом рыбном городке. Главарь замолчал. Он стоял, возвышаясь над телами людей. Они не умерли, но и на живых слабо походили. Он насытился их страхом, проявил так жизненно необходимое доминирование и теперь ждал своих ребят, чтобы погрузить добычу в телегу и отправиться обратно в свое логово, пока эта потребность не вернется. А люди молчали, потому что боялись. Но Тэкеши видел, что это не просто страх. Не то животное чувство, которая испытывает мышь, убегая от орла, желая спастись. Жители этого города поверили, что единственное, что они могут сделать – отдаться своему врагу. Кажется, будто они решили, что это благо для них; кажется, они приучили себя к смирению. А сейчас сидели, уставившись в пол, не показывая никаких эмоций, потому что знали: если лицо и дрогнет с каким-то чувством, это будет чувство отвращения к самим себе. Тот огонек, который они так долго в себе гасили, в одну секунду может вспыхнуть, стоит лишь перестать верить в справедливость происходящего, но тогда слишком велик риск, что пламя сожжет не захватчиков.

Горячая струйка крови прочертила на руке Тэкеши линию

– он так сильно сжал кулаки, что кожа не выдержала. Мысли переполняли его голову. Если бы на нем не было столь широкой шляпы, разбойники точно увидели бы все презрение и отвращение в его глазах.

Из-за угла вышла девушка. Самурай мог бы сказать, что она очень красивая, но сейчас ее глаза были пустыми, руки бессильно висели, слегка покачиваясь в такт шага. По ногам медленно стекала кровь. Если бы она прямо сейчас легла на землю, Тэкеши готов поклясться, что спутал бы ее с мертвой. Ее немного качнуло: один из разбойников, шедших сзади, пихнул ее, когда она замедлила шаг. Девушку толкнули в толпу сидящих людей, и Тэкеши впервые увидел, что одна женщина подняла глаза, в них отразился страх, боль, скорбь и… ярость? Да, из всех возможных чувств больше всего это походило на ярость. Она обняла молодую девушку и усадила рядом с собой, опустив ее голову и прижав к себе. До Тэкеши долетело:

– Все хорошо, Тэмико, все хорошо, моя милая.

Этого никто не заметил, может только По, но глаза самурая на мгновение расширились. А возможно он просто сказал то, что было у всех на уме.

– Если хоть кто-нибудь что-то сделает – всем будет хуже.

Конечно, Тэкеши и сам это понимал. Как бы отважен он не был, он не глуп. Храбрость сама по себе ничто. Без благоразумия она едва ли отличима от трусости. Воин давно познал цену смелым поступкам: лишь те из них достойны уважения, которые совершаются с пониманием возможных последствий. Если же такая храбрость творится, полагаясь на волю случая, это не более, чем отчаяние, оно же бессилие.