Юзеф Крашевский - Графиня Козель

Старинные сербские песни, которые так и рвались из груди, они решались напевать вполголоса лишь по ночам, а детей учили родным напевам украдкой.

Всякий раз, когда Раймунду нужно было незаметно пробраться в город, он останавливался у Гавликов; для лошади он всегда находил здесь стойло, для себя постель на сеновале, на ужин миску каши да кружку пива, но самое главное, его неизменно встречали здесь честные преданные сердца. Он и теперь остановился у них, и они, как всегда, были ему рады. Они никогда не интересовались его делами, не спрашивали, зачем приехал, лишь бы жилось ему хорошо, хотя по его виду они понимали, что ему не очень везет.

Одолеваемый горестными мыслями, отправлялся Заклика к ним ночевать. Как собрать нужные сведения, если повсюду подстерегает опасность? Рано утром, надвинув из предосторожности поглубже капюшон, Раймунд двинулся через мост к дому шута. Заклике казалось, что встреча с Фрелихом сулит меньше опасности, а знает старый шут, пожалуй, побольше других. Точно, в назначенный час шут шел или ехал в замок, чтобы поспеть к завтраку – время, когда он приступал к своим обязанностям. В девять часов его всегда можно было встретить на мосту. Однако, боясь с ним разминуться, Раймунд для верности уселся на крыльце его дома. Но вот в урочный час старый шут в остроконечном колпаке с серебряным ключом появился в дверях. Увидев на крыльце незнакомца, он пнул его ногой.

– Эй, уважаемый, как тебя величать прикажешь? Не спутал ли ты мой дом с заезжим двором?

Когда Заклика обернулся, Фрелих узнал его.

– Что с вами, дорогой господин Горемыка? – воскликнул он. – Уж не женились ли вы часом?

– Нет, я странствовал по свету.

– По свету? А я думал, ты из чистилища вернулся, католик!

– Путешествовал я, – ответил Заклика; – а что у вас тут происходит?

– Уж не принимаешь ли ты меня, милейший, за летописца, и потом того, что у нас происходит, даже воловья шкура не выдержит. – Ты лучше спроси, чего у нас не происходит, – схватился за голову и засмеялся шут.

– А что с моей прежней госпожой? – спросил Заклика.

– А кто твоя госпожа?

– Графиня Козель.

– Тсс!.. Побойся бога! Ни один смельчак не вспоминает теперь это имя. При короле его даже произнести нельзя. Тут не до смеху. А как вам известно, смех меня кормит, он меня и уморит. [25]

– Скажите, ради бога, что с ней?

– Как? Ты ничего не знаешь? Где же ты был?

– Далеко отсюда.

– Мне кажется, что и далеко все известно, об этом говорят повсюду. Та, у кого государь наш был в неволе почти восемь лет, теперь сама попала к нему в неволю, и, надо думать, ее неволя продлится дольше, чем ее царствование.

– А где она? – спросил Заклика.

– Говорят, в замке Носсен, но для нее, кажется, готовят что-то более роскошное, – по привычке засмеялся Фрелих, но смех его прозвучал грустно. – Нет, не хотел бы я родиться женщиной, хотя, по правде говоря, и мужчиной быть не легко. Даже эти бесполые итальянские певцы и те жалуются на свою судьбу, – тараторил Фрелих. – Если бы это зависело от меня, я предпочел бы родиться ослом. Мяса ослиного не едят, толстая шкура отлично защищает от побоев, а когда длинноухому вздумается запеть, все разбегаются в разные стороны, и он наслаждается покоем. И к тому же он неприхотлив, может даже старой метлой прокормиться. Разве есть на свете более счастливое существо?

– Носсен! Носсен! – в задумчивости повторял Заклика, забыв о шуте.

– Я ему про осла, а он про Носсен. Дался тебе этот Носсен! Не падай духом и будь здоров!

И Фрелих с дежурной улыбкой на губах удалился, оставив Заклику посреди улицы.

Разузнать у Гавликов о том, как проехать в замок, было проще простого, и Раймунд, так ни с кем не повидавшись, в тот же день отправился вдоль берега Эльбы в указанном направлении.

Велика была радость Заклики, когда он увидел в окне замка графиню Козель и понял по белому платку, которым она махала, что его ждут с нетерпением.

Оставив лошадь на постоялом дворе, где полным-полно было немцев, Заклика назвался торговцем кожей, приехавшим за товаром. Он поселился «Под золотой подковой» и под видом того, что отправляется на поиски товара, мог спокойно и обстоятельно обследовать замок.

Замок был заброшенный, а стража, приставленная к Козель, малочисленной. Внутрь, правда, никого не пропускали, но особой строгости заметно не было. Окна комнаты, где жила Козель, находились на значительной высоте от земли, поэтому никому не приходило в голову, что внизу тоже следует поставить часового. Солдаты толпились во дворе и в коридорах возле дверей и покуривали трубки.

С задней стороны замка можно было подобраться под самые окна, но с дороги голая, совершенно лишенная растительности гора была видна как на ладони, поэтому прохожие могли заметить и донести.

Чтобы подольше остаться в Носсене, Заклика стал ночью громко стонать, прикинувшись, будто заболел и у него ломит кости; и вот теперь, жаловался он хозяину, вместо того чтобы ехать дальше, придется в постели валяться. Хозяин «Золотой подковы» не прочь был кормить лошадь и человека и посоветовал Заклике поберечься, хорошенько вылежаться и отдохнуть, а от боли и ломоты порекомендовал медвежье сало.

За ужином Заклика разговорился с Вуишем, так звали хозяина постоялого двора. Заклика выучился говорить по-немецки, как истый саксонец, так что никто не заподозрил бы в нем чужака. Хозяин сообщил ему шепотом, что в замок привезли ту самую женщину, которая покушалась на жизнь короля. От него же Раймунд узнал о численности стражи и о том, какие приняты меры предосторожности. При этой некогда высокопоставленной госпоже, чей малейший кивок ловила толпа расфранченных слуг, состояли теперь две женщины – пожилая экономка и горничная, повар да мальчик. Об узнице рассказывали небылицы.

Заклика остался еще на день, а чтобы окончательно отвести от себя подозрения, дал хозяину несколько талеров за сторгованную кожу и под предлогом прогулки смело отправился после полудня осматривать замок и окрестности.

Со стороны леса и пустынной дороги можно было, прячась за кустами, незаметно подкрасться к самой стене. Но выходило ли хоть одно окно Козель на ту сторону, Раймунд не знал и решил быть осторожным.

Вечером, попросив у хозяина еще медвежьего сала, Заклика улегся в постель, обдумывая, как бы ему провести этого немца и пожить здесь еще немного.

Утром, когда Заклика, сидя в корчме, пил гретое пиво, туда, как водится, с шумом и гамом, ввалились три солдата из стражи, тоже пивка выпить. Заклика сразу узнал их: видел раньше во дворцовом карауле, а один из них пристально поглядел на него.

– Ба! Ба! – воскликнул он. – Да мы с тобой, кажись, встречались?