Геннадий Меркулов - Великий Шёлковый путь. В тисках империи

– Не жалко будет продавать бывшего господина? – спрашивает Ичисс.

Гань снова пожимает плечами.

– Жалко будет, если продешевлю.

Ичисс от души смеется. Ему нравится ответ.

– И подбери ему такого хозяина, чтобы порол посла за любую промашку. Пусть у него кожа болтается клоками, пусть никогда не заживают рубцы. Пусть страх каждую минуту разъедает его душу.

Римская республика, Пергам – столица провинции Азия

На большом дворе пахнет животными испражнениями и человеческим страхом. По одну сторону, в тени известковых стен, беспокойно мечутся по клеткам львы – в калейдоскопе мелькающих грив заметны матерые хищники в шрамах на выцветших шкурах и совсем юные самцы с наивными слезящимися глазами. Напротив них, молча прильнув к прутьям, сидят люди. Они осознают, что смотрят в глаза своей погибели, но сами не проронят ни слезинки. Это сарматы. Волки среди людей.

Между клетками в окружении охраны появляются двое. Рядом с невысоким жилистым Сципионом вышагивает красивый загорелый атлет. Это Митридат Эвергет, седьмой царь Понта – государства такого же цветастого и непрочного, как ткань туники, украшающей царское тело. Понт расположился по границе римских колоний, толкует на эллинском, верит в иранских богов и свой флот, но нутром чует – рано или поздно цветастая туника будет сброшена и растоптана поступью римских легионов. Но это будет завтра. Сегодня понтийский царь пьян и задорен – он друг Сципиона и разговаривает с ним на одном языке. Пока на одном…

– А вот и подарок! Лучшие степные волки – прямо из Тавриды! – Эвергет подпрыгивает от удовольствия, бросая нетрезвый взгляд в сторону клеток с людьми.

– Никогда прежде не видел сарматов, – Сципион щурится, пытаясь разглядеть спрятавшихся в тени людей.

– Так увидишь! Устроим им побоище с хищниками покрупнее. Посмотрим, чего они стоят без своих стрел! Ногти против когтей. Красота! – Эвергет подходит к клетке и с силой бьет ногой по железным прутьям, заставляя людей спрятаться еще глубже в утробу зловонной тени.

– Если честно, мне больше по душе, когда человек против человека, с оружием…

– Все для лучшего друга! – Эвергет, словно разгоряченный юноша, делает пару пружинистых шагов в сторону охраны и хлопает массивного лысого декуриона по плечу. – Тащи сюда любого и дай ему свой меч!

Офицер кивает и распахивает клетку с людьми, которые, будто сторожевые псы, начинают гавкать на своем непонятном и очень грубом наречии. Один из пленных пытается схватить декуриона за руку, но получает удар мечом по ключице. Брызгая кровью и проклятиями, мужчина уползает прочь от входа, другие же испуганно жмутся по углам. Декурион хватает первого попавшегося за шею – так обычно ловят гусей, призванных украсить хозяйский стол. Сципион с удивлением разглядывает кудрявого юношу с правильными чертами лица и выразительными зелеными глазами. Если бы не загорелое рельефное тело, он бы подумал, что перед ним девушка. Юноша испуганно озирается по сторонам и неуверенно хватает меч, который сует ему декурион. Сармату страшно. Он не хочет драться. Но перед лицом своих соплеменников он не посмеет попросить пощады.

– Хочешь посмотреть, как выглядит волчья кровь? – Эвергет с улыбкой садиста достает меч и вытягивает свои пухлые губы в трубочку, словно целует юношу.

– Мне кажется, ты больше этого хочешь! – волна дрожи неожиданно проходит по телу римлянина. Ему неприятно все происходящее.

– В окрестностях Херсонеса эти твари попали в засаду. Я лично зарубил с десяток. И знаешь, что мне в них нравится? Никогда не просят пощады. Это тебе не греки или фракийцы. Волчье племя! – Эвергет ловко играет коротким мечом, ловя булатным лезвием лучи солнца. – Ну, давай, щенок. Смелее! – понтийский царь все ближе к юноше, который работает кистью и пытается привыкнуть к чужому клинку, который для него слишком тяжел, а значит, он обречен.

Сципион оборачивается на клетки и смотрит на людей, которые наконец вышли из тени своего страха. Мужчины что-то гортанно выкрикивают, заставляя мышцы на руках юноши наливаться кровью. В отдельной клетке римлянин замечает женщину. Она молчит, в ее карих глазах застыла мольба, ее каштановые волосы на мгновение напомнили Сципиону осенний лес на берегах Тибра. Что она здесь делает? Кто она? Лицо полководца ласкает легкий ветерок…

Но это не осень из его детства. Это взмах мечом, еще один и еще… Вот юноша валяется в пыли и тянет свои руки навстречу смерти. Эвергет облизывает пересохшие губы и притрагивается клинком к шее поверженного. Сципион закрывает глаза. Этот красивый юноша мог бы много чего добиться в Риме, но боги зачем-то забирают его жизнь здесь и сейчас – на глазах урчащих львов, чтобы набить их ненасытные желудки.

– Пощады! Пощады! Это сын царицы! Не убивай! Хороший заложник! – посреди бесконечной паузы Сципион вдруг слышит женский голос и неказистые греческие реплики. Римлянин открывает глаза и сталкивается взглядом с рыжеволосой сарматкой.

Эвергет метит юноше в глаз: он любит убивать именно так – чтобы потом выковырять зрачок и, заглядывая в него под разными углами и с разным освещением, выдать пару фраз про бренность бытия. Сципион опережает смерть. Он резко отталкивает понтийского царя.

– Ты чего?.. Сам хочешь его прикончить?

– Кажется, это непростой воин. Не знаю, как вы, но у нас принято выяснять, кто есть кто, – Сципион вновь ловит взгляд рыжеволосой девицы. – Вон ту женщину… Приведите ее сюда!

– Ах вот куда ты все время смотрел? Сразу бы так и сказал. Но я бы ей не доверял ласки. Зубки острые! – понтийский царь начинает настолько заразительно смеяться, что улыбка мелькает даже на лице несчастного юноши.

– Мой друг, если это и правда подарок Риму, приведи мне женщину и оставь в покое мальчика! – морщинистое лицо Сципиона, напротив, совершенно лишено эмоций, чем он всегда удивлял и пугал своих противников.

Эвергет покашливает и приходит в себя, щелкая пальцем. Быкоголовый декурион пожимает плечами и хватает парня, словно он ничего не весит. Другой охранник с опаской открывает дверь клетки с девушкой. Она выходит, заставляя львов в клетках застыть на месте, а потом удивительно синхронно сделать шаг назад. Слишком сильная для женщины. Сципион таких раньше не видел.

Сарматку зовут Заряной. Подросток – ее младший брат по имени Атей. Они действительно из царского рода. Их мать упокоилась много весен назад – в тот самый день, когда первый раз багряный рассвет побывал в юном чреве Заряны. Она помнит огромный свежевырытый курган и лицо царицы воительницы, словно заснувшей на одну ночь, но уходящей в вечность под пение воинов, одновременно напоминающее голоса птиц, свист ветров и зов диких зверей. Заряна помнит, как стоящая у тела рослая, покрытая татуировками жрица в высоченной остроконечной черной шапке выпускает ворона в поднебесье и орошает труп золотыми монетами. После она призывает воинов, которые с помощью полыхающих факелов создают огненное кольцо вокруг покойной. Когда пламя наконец смыкается, все до единого вытаскивают свои мечи и втыкают их в землю. Заряне часто снится этот единый душераздирающий клич – словно в небо уходит не один человек, а сотня заживо сожженных волчьих стай.