Александр Вол - Легенды, рассказанные в пути

– А ты?

– Я не уверен, что я настоящий мужчина, и я уверен в том, что готов увидеть и понять себя не более чем наполовину. Погляди на свое отражение в воде. Ты видишь, как легкая рябь, всплывающие пузырьки газов, следы проплывающих рыбок и даже пробегающие по поверхности воде насекомые искажают и твое, и мое изображение. А ведь это так близко и понятно, это как зеркало. Что может быть проще? А души наши глубже самого глубокого омута, и на дне его можно найти не только клады, но и мерзость всякую, непотребство и даже утопленников.

Да, конечно, после ранения мне неведом грех похоти, но могу ли я, жалкий человек, поклясться искренне, что моя гордыня уже сломлена. Что не Эго и не тайное честолюбие привели меня к этой часовне. Что мое корыстолюбие уже давно спит сладким сном? Может, страх разбудить его не позволяет мне принимать искренние подношения пасхальных куличей, пирогов и других нехитрых деревенских сладостей. Свободный и одинокий старик, ни от кого не зависящий материально, я до сих пор не могу заглянуть во все закоулки моей души с безжалостным светом Божьего учения и фонарем разума. Скажу тебе честно, именно поэтому я не знаю, обрел ли я своего истинного Бога или не суждено мне этого в этой жизни. А ведь я прошел очень длинный и очень трудный путь к Нему. А ты? Ты бросился на поиски Господа через день после того, как напился в кабаке и переночевал у молодки на сеновале. И после этого ты валяешься у меня в ногах и плачешь? И просишь найти Господа?

– Святой отец, но разве смирение не паче гордости? И разве одному раскаявшемуся грешнику не радуются на небесах больше, чем ста праведникам?

– Интересно, кто-нибудь видел хоть трех праведников? Может быть, поэтому им так мало радуются на небесах?

– Постой, отче, может, твоя гордыня, о которой ты говорил, мешает тебе вспомнить истину “Не судите да не судимы будете”.

– Я не судья, и мой дом не тюрьма. Вот тебе Бог, вот порог. Дорога открыта во все стороны. Ты пришел ко мне в мой дом, когда твое тело и твоя одежда еще хранят запах самогона и женщины. И ты просишь моей помощи. До тех пор пока ты ее просишь, до тех пор пока ты думаешь, что меня можно использовать, как отмычку от райских врат, ты сам отдаешь себя в руки мои, и совесть твоя не позволяет тебе возразить мне. Да и что ты можешь возразить по существу. Не Бога ищешь ты, а самооправдания. Не служения ищешь ты, а только самолюбования. Страдание твое, наверное, не искупает тех грехов, за которые заплатили твои близкие. И все то, что ты делаешь сейчас, сегодня – это только попытка уйти от Высшего Суда.

– Старик, ты кощунствуешь. Ты кощунствуешь над могилами моей жены и детей.

– Бог свидетель, я никогда не шутил ни с чужой болью, ни с чужими страданиями, ни тем более со смертью. Никто и никогда из приходящих ко мне за советом не обвинял меня в кощунстве или Богохульстве. Вспомни, что говорили тебе люди, когда ты шел ко мне, и постарайся вспомнить и рассказать, когда ты потерял Бога.

Мужчина помолчал, потом тяжело опустился на полено, которое старик использовал как скамейку, когда вязал снасти или просто смотрел на вечернюю реку.

– Когда я был маленьким, – сказал он, – я слышал голос Господа в журчании струй, в шуршании травы, когда она раздвигалась моими босыми ногами, в шепоте листьев. Он приходил ко мне, когда я лежал на сеновале, всматриваясь в бездонное звездное небо или любуясь луной. Он склонялся над моей кроваткой, когда я болел, а мать была занята по хозяйству. Он был вместе со мной, когда мы гоняли лошадей в ночное или ворошили траву на дальних покосах.

Но потом я вырос, и девчонки, их лица, их груди, их тела на какое-то время затмили Его облик и заглушили Его голос. А когда я снова попытался вернуться к Нему, еще до того, как я женился на моей покойной супруге, то ни в поле, ни в лесу ни у реки никто не отозвался на мои просьбы, никто не заговорил со мной как прежде, и понял я, что потерял милость в его глазах вместе со своей невинностью.

– Ты дурачок, – сказал старик. – Если бы люди не теряли невинность, то род человеческий прекратился бы. Так что это не тот грех, который полностью отделяет людей от Господа. Просто каждое время, каждый возраст, каждая дорога требуют снова и снова искать свой путь к истине, и только на этом пути, только стоя на нем, ты можешь найти своего Бога.

Это словно в туннеле, только тогда, когда ты стоишь на основной дороге лабиринта, ведущей к выходу на свет божий, ты можешь видеть свет в конце туннеля. Ни выше, ни ниже, ни слева, ни справа от твоего пути, от твоей дороги ты не можешь видеть этого света.

Это как в колодце. Я знаю, ты был у самых глубоких колодцев, которые наши предки рыли вместе с водохранилищами в древних крепостях. Ты можешь видеть крошечный кусочек неба или просто светлую точку – отверстие в крышке, только, когда стоишь точно по центру на дне колодца. А ты хотел, словно ребенок, которого Господь приведет за ручку, пока он не накопит достаточно сил для выбора и ответственности за свой выбор, все время видеть и чувствовать руку поводыря.

Ищите и обрящете. Просите и вам воздастся. Но воздастся по вере и выбору. И искать можно только на пути своем. Ибо не может Господь решать за тебя. Ибо не для того пришел ты в этот мир человеком – вершителем своей судьбы, чтобы идти всю жизнь, держась за юбку матери-веры. Вера и Закон божий – лишь канон для принятия решений. Каждый сам строит свою судьбу и тем самым судьбу и жизнь своих близких и отвечает и за то, и за другое.

Я не могу снять с тебя этой ответственности, я не раздаю индульгенции. Но если в тебе хватит силы и мужества, оставайся здесь на неделю, на месяц или на полгода, посвяти все свое время и все силы в течении каждого дня помощи тем, кто действительно нуждается в помощи и делает все возможное, чтобы решить свои проблемы, чтобы подняться. Тогда и только тогда каждый вечер или каждую ночь мы можем вместе с тобой молиться, чтобы Бог помог тебе найти твой путь, твое место в этой жизни. И только там, и только так ты, может быть, снова обретешь Бога.

– Ты обещаешь?

– Я ничего не обещаю, кроме того, что я могу сделать. А именно молиться вместе с тобой. Я не знаю твоего прошлого пути. Я не знаю и не хочу знать твоих грехов и не желаю слушать твоих исповедей. Твоя прошлая жизнь и твое раскаяние, и твоя служба, и что они будут значить в глазах Господа – все это не дано знать смертному человеку.

Я может быть так же грешен, как и ты, но ближе к прощению. Но одно я знаю точно: только так, только на своем пути, только бескорыстным служением можно вернуть своего Бога.