Александр Вол - Легенды, рассказанные в пути

К ребе пришел ученик и сказал ему:

– Я отучился в ешиве уже шесть лет. До ешивы, когда я был маленьким мальчиком и жил в доме своих родителей, ко мне во сне часто приходил Господь и учил меня жизни. А теперь я потерял своего Бога, он не посещает моих снов, и я прошу тебя, моего Учителя, верни мне моего Бога.

– Приходи ко мне утром, – сказал ребе.

И на следующее утро, когда ученик пришел к нему, он спросил:

– Какого Б-га ты хочешь, чтобы я тебе вернул?

– Как какого? Истинного.

– Но ведь вчера ты просил меня вернуть тебе своего Бога. И я обещал тебе его вернуть. Но, скажи мне, на кого был похож твой Бог? На отца, на мать, на дедушку? На какого-нибудь знакомого мужчину?

Юноша задумался.

– Я точно не знаю и не могу описать.

– А на кого похож истинный Бог, о котором ты спрашивал сегодня?

– Я не могу этого представить. Да и в Законе сказано: “Не сотвори себе образа Божьего ни в камне, ни в дереве, ни красками на холсте, ибо Бог есть все сущее и во всем, и нет ничего, кроме Бога единого”.

– Как я тебе могу дать увидеть то, что невозможно себе представить, что не дано представить разумом смертного. Ибо путь к Богу есть путь к единству со Вселенной и одновременно путь к себе как к частице этой Вселенной и ее воплощения.

Для ребенка и Бог, и Вселенная олицетворяются в образе его родителей. Бог, подобный взрослому человеку, является ему в снах и мечтах, потому что путь и к Богу, к Вселенной и к самому себе для него проходит прежде всего через его взросление.

Но человек вырастает, как и ты, и вдруг с ужасом обнаруживает, что тот уютный домашний Боженька, который вел его из детства к юности и отрочеству, исчез, и он не может на его место поставить ни бесконечную Вселенную, ни честного образа себя самого как бесконечно малой части той самой Вселенной, в которой она отражает самую себя, как океан в капле воды.

К Шахиншаху пришел сын и пожаловался, что только несколько дней назад он взял к себе в гарем новую наложницу, которую все называли самой большой красавицей всех времен и народов. Но уже сегодня утром, вставая с ложа этой наложницы, он обратил внимание, что она вовсе не так красива, как говорят о ней его придворные поэты. И сердце его омрачилось печалью, потому что не может он найти женщины, красота которой не тускнела бы после первой же недели, проведенной в ее объятиях.

– Сын мой, – сказал Шахиншах, – ты взрослеешь, но все еще не стал мужчиной. Ты забыл, что красоту Лейлы можно понять и почувствовать, только глядя на нее глазами Меджнуна.

– Что это значит, – удивился сын.

– Много лет назад в городке на границе нашего халифата жили юноша и девушка, влюбленные друг в друга. Они собирались в скором будущем отпраздновать свадьбу, но началась война. Юноша ушел воевать. В городок вторглись враги, и девушку угнали в рабство.

После войны год или полтора юноша оправлялся от ран и собирал деньги для путешествия и выкупа невесты. Много лет скитался он по всем странам, куда судьба и невольничьи караваны могли забросить его возлюбленную. Он зарабатывал деньги тем, что нанимался командовать охраной купеческих караванов и судов. Песнями и рассказами о своих походах, о войнах, в которых он участвовал, о героях, которых он встречал, он собирал вокруг себя толпы слушателей на рынках и в караван-сараях всех городков и портов, в которых ему приходилось бывать. И снова и снова он расспрашивал слушателей о судьбах невольников из его родных мест.

Через двадцать с лишним лет скитаний ему повезло: кто-то из слушателей сказал, что много лет тому назад в этот городок привезли десятка полтора молодых пленниц-наложниц, захваченных во время той далекой войны, что две или три из них давно получили свободу и живут в своих жалких лачугах на краю города, а остальные по-прежнему прислуживают в поместье или при дворе или работают в ковро-ткацких мастерских.

Меджнун по-королевски наградил слушателей и бросился к лачугам на окраине города. Та лачуга, на которую ему указали, оказалась скромненьким чистым маленьким домиком с прекрасным садом и огородом, в котором жила моложавая красивая женщина лет сорока пяти – пятидесяти. Ее взрослый сын построил себе усадьбу недалеко, где жил со своей женой и детьми. И в момент, когда Меджнун входил в ее дом, она, забыв обо всем, наблюдала за возней детворы под плодовыми деревьями. Увидев входящего в дом незнакомого мужчину, она неторопливо поправила расшитый платок, который заменил ей паранджу, поклонилась и спросила на местном наречии, чем обязана посещению уважаемого путешественника.

Меджнун на ее родном наречии в двух словах рассказал, кто он и кого ищет. Она предложила гостю чаю и фруктов и рассказала. Что Лейла с самого начала отказывалась быть наложницей и была продана для работы в мастерскую по производству ковров. Она быстро стала лучшей ткачихой, ее ковры высоко ценятся, поэтому условия ее жизни сравнительно неплохие, но хозяин категорически отказывается дать ей свободу.

Узнав адрес этой мастерской и имя хозяина, Меджнун бросился туда. После долгих переговоров и торгов он вручил мешочек серебряных монет и несколько камней хозяину, который клялся и божился, что эта сделка для него – чистый проигрыш и разорение.

Они подписали фирман о продаже наложницы Лейлы и, держа драгоценную бумагу в мешочке у груди, Меджнун бросился во двор к домику своей возлюбленной.

Она моментально узнала его и попросила немедленно увезти из этого ненавистного дома. Они провели восхитительную ночь в домике, снятом и приготовленном Меджнуном для этого события, но утром, проснувшись, Меджнун увидел женщину примерно сорока лет, горько плачущую перед зеркалом в их спальне.

– Что ты плачешь? – спросил он.

– Я была счастлива встретить тебя снова и получить свободу из твоих рук. Я как будто помолодела на двадцать пять лет этой ночью, когда ты ласкал мое тело и мы отдавались так давно загоревшейся страсти. Но утром я проснулась, поглядела на твое обветренное лицо, все еще сильное и юное тело, и мои годы свалились мне на голову и разбили мое сердце. Ты достоин юной и красивой жены, и не должен связывать свою жизнь с сорокалетней старухой, которую переехала колесница безжалостной жизни. Я не хочу быть гирей и кандалами несчастья твоей судьбы.

Меджнун слушал, потом он взял Лейлу за руку, зажег несколько смолистых сучьев в очаге и сел с подругой напротив огня. Он долго молчал, а потом спросил:

– Не знаешь ли ты здесь в городе старой и мудрой женщины, которая умеет снимать наговоры и делать приворотное зелье? Которая знает, что такое жизнь и знает цену красоты и любви?