Рина Оре - Три цветка и две ели. Третий том

Городок Гайю лежал в трех-четырех часах от деревни Нола. Там находился храм, мирской суд, ремесленные лавки и рынок, но из-за злого графа местные туда носа не совали: если требовалось что-то купить или сбыть отправлялись в Нонанданн (шесть дней повозкой), если хотели подать в суд – в Элладанн (еще два-три дня), если успокоить душу усопшего – на юг, к монастырю Святого Бренно (четверо днёв трястися да виться меж холмой и горою, дочка, зато никакого Винси, Боже прости, Мартиннака).

Благодаренье первой триады Нестяжания было для Маргариты памятным – ровно два года прошло с ее позора на Главной площади Элладанна, издевательских стишков Блаженного и казней, в том числе казни Арвары Литно – преступницы, забитой плетью насмерть за прелюбодеяние да по ходатайству ее мужа, Семи Литно. Удивительно, но Семи Литно, свободный землероб, жил в деревне Нола, и в благодаренье Маргарита его увидела: невысокий, жилистый, непримечательный. Он ныне вновь женился – на вдове с тремя детьми, имел крепкое хозяйство и выглядел счастливым. Маргарита не смогла не спросить его о прежней супруге и услышала:

– Арвара, душанька моя, верною жаною мне бывалася, да вот с розумом у ее худо стало, как детёв всех троих стеряли. Говорит мне: « Живали мы себе, Семи, во греху великому – добро сберегали, душою торговали». Связи, мол, меня до Элладанну – до суду тамошнему. Об мене не жалей – я в Раю прибудуся, в свету Божьему, а тебе Небеса всё воротят – и жану, и детёв всех – любви их, как нашанских…

За исключением этой встречи, благодаренье прошло в спокойствии и сытой безмятежности: так много всего дядя Жоль и Беати настряпали и столько всего сильване нанесли, что даже десять охранителей и четыре борзые не управились за день с яствами. Последующие семь дней до Меркуриалия тоже ничем не удивили. Потворствуя своему Пороку Лености, герцогиня Раннор просыпалась поздно, зная, что дядюшка Жоль присматривает за Ангеликой, а Тасита покормит ее дочурку, если понадобится, – казалось, что уж где-где, а в этой благодатной, горной глуши не может случиться ничего страшного – как максимум единственный на всю деревню бык даст рогами в забор.

Ангелика в отсутствие Рагнера научилась переворачиваться со спины на живот и забавно пыхтеть, опираясь на кулачки, чтобы приподняться. Утром первого дня Меркуриалия, освобожденная от своих лент, она впервые заползала по кровати – неумело, но с удивительным упорством. Маргарита, глядя на свое чудо, поражалась тому, что ее дочка, так тихонько сидевшая внутри нее, ныне столь смела, требовательна и громогласна.

________________

Первый день Меркуриалия, празднества искусств и ловкости, отметился комедийной постановкой с участием дяди Жоля, смуглой красавицы Беати, обаятельного Синоли и усердной Таситы, заучившей текст наизусть и впервые снявшей траур. Маргарита, покачивая Ангелику, переводила лодэтчанам-охранителям слова – те смеялись то ли над ее речами, то ли над действом, но главное, все веселились. Годовалая Жоли порой срывала игру лицедеев – забавная девчушка выбегала «на сцену», желая получить свою долю оваций. Ее ровесница Нёяна, напротив, лизала леденец, не интересуясь ничем более.

Сценку придумал Синоли. Она была о том, как две сварливые соседки сначала попали на Небеса, но там снова жительствовать рядом не захотели, и тогда ангел-Синоли сослал их обеих в Ад, где Дьявол, дядя Жоль в красной маске, нестрашный и смешной, никак не мог найти им наказание, а в итоге две дамы довели его тоже, – утомившийся от их ругани «Дьявол» вернул соседок назад на землю, сделав мужем и женой.

Во второй день празднества орензчан развлекали лодэтчане – они показывали трюки с картами, выкрутасы с ножами и другие чудеса ловкости. Сразу после Меркуриалия, двадцать пятого дня Нестяжания, отпраздновали двадцатилетие Синоли. Снова пиршествовали, танцевали и веселились…

________________

Тасита более черный траур не надевала, дядя Жоль побрился, избавившись от седины и значительно помолодев. Еще он вдруг озаботился своим чрезмерно лишним весом: перестал есть сладкое, закусывать после заката и по ночам. Вместо этого, он поутру уходил в лес в поисках первой земляники – угощал сперва Таситу да ее дочку, и уж только потом всех остальных. Маргарита поделилась своими наблюдениями и опасениями с Беати – всё-таки дядя Жоль был женат, пусть и не жил с теткой Клементиной, за Таситу же герцогиня Раннор держала ответ как за свою служанку. Беати посоветовала ей оставить дядю Жоля в покое – мол, Тасита уедет вскоре, а он хоть похудеет.

Утром тридцатого дня Нестяжания, перед вторым для Маргариты благодареньем в имении, дядя Жоль привычно отправился за земляникой. И вернулся с пустым лукошком, зато с двумя странниками – мужем и женой из Санделии. В Лувеанских горах находилось аж сорок восемь монастырей с чудотворными статуями. Странники, если шли с юга на север, начинали свой путь с Санделии, затем по горным тропам держали путь в княжество Баро и Святую Землю Мери́диан, далее двигались по долинам Санделии, ущельям Мартинзы и холмам Елеста до Идерданна, обходя Лиисем дальней стороной из-за высоких южных хребтов. Причем шли странники пешком, а те, которых привел дядя Жоль, путешествовали на лошадях – из-за них, видимо, бедолаги и сбились с пути. Дядя, разбудив Маргариту, попросил ее ему помочь – странники говорили по-меридиански, он же изъяснялся на нем с трудом. Женщина сильно пострадала: упала с лошади и скатилась с холма к реке Аэли.

Когда, наскоро одевшись и покрыв голову скромным белым платком, Маргарита спустилась в гостиную, то увидела там лежащую на скамье даму. Она была без сознания, ее темно-синее платье выпачкалось в глине, из-под голубого платка выбились пряди смолянисто-черных волос. Возле незнакомки хлопотал хорошо одетый, кудрявый мужчина, черноглазый и такой же черноволосый, как его спутница. Он протирал ей виски уксусом, шлепал ее по щекам и что-то горячо тараторил на санделианском.

– Господин Сангуине́м Мите́ро, адвокат, – в волнении представился он. – Я и моя несчастная супруга, госпожа Акантха Митеро, мы странствуем по монастырям с единой просьбой к Богу – подарить нам чадородие. Держим путь в Идерданн, к статуе Святой Майрты. Но, похоже, пошли неверным путем еще от побережья. А тут еще столь ужасное бедствие, ужасное, ужасное!

И Сангуинем Митеро грохнулся перед Маргаритой на колени, запричитал, перемешивая санделианские и меридианские слова да порываясь поцеловать подол ее платья. Он умолял спасти его жену.

– Но… я не знаю, что делать, – ответила Маргарита. – Здесь рядом город Гайю – там точно есть лекарь…

Сангуинем Митеро было привстал, но опять свалился ей в ноги и жарко затараторил, умоляя дать приют его жене, пока он съездит за лекарем. Отказать Маргарита не смогла, да и не видела причин для подобного жестокосердия. И как истинная меридианка она взяла опеку над несчастной: когда Сангуинем Митеро отъехал, попросила дядюшку перенести даму наверх, на кровать в ее спальне, и принести воды с вином.