Борис Сударушкин - Последний рейс «Фултона»

– A-а, черт! – ругнулся механик и саданул плечом. Дверь с треском распахнулась.

– Гришка! Пулемет! Окружили!.. – закричал кто-то на втором этаже.

Коркин вскинул наган и бросился по лестнице. Хлопнул выстрел. Механик споткнулся на ступеньке, скатился вниз, к ногам Тихона, вскочившего в дом следом за ним.

Тихон поднял голову и отпрянул в испуге – на лестничной площадке, широко расставив ноги, с револьвером в руке стоял коренастый мужик в галифе и белой рубахе. Надо стрелять, а Тихона как оторопь взяла, не может поднять винтовку.

Из-за спины выстрелил Федор Смолин. Человек в галифе покачнулся, выронил револьвер и завалился набок.

Тихон пришел в себя, подхватили Коркина на руки, перенесли его за беседку. А сверху, из мезонина, уже строчил пулемет.

Подбежал Иван Алексеевич. Фуражка козырьком назад, в руке наган. Присел рядом с Коркиным.

– Живой?

– Ногу задело, – сказал Смолин. – Надо сапог снять…

Коркин скрипнул зубами.

– С ногой потом, не помру. Не дайте убежать гадам, деньги не упустите…

– Потерпи, Степан, мы скоро, – и Резов, пригибаясь, побежал туда, где залег отряд. За ним – Смолин и Тихон.

Пулеметчик заметил их, прижал к земле. Переползли за домик с выбитыми стеклами, отдышались. Тихон осторожно высунул голову – дуло пулемета с дергающимся язычком пламени торчало из узкого окошка почти под самой крышей. Теперь он полосовал очередями по кустам, где залегли остальные красногвардейцы.

– Эх, пулеметчика бы снять, – протянул Тихон.

– Иван, у тебя граната есть, – напомнил Смолин Резову.

– Что толку – отсюда не достать.

– Попробую из винтовки царапнуть пулеметчика… И сразу вперед…

– Дело, – согласился Иван Алексеевич, отстегнул гранату от пояса.

Федор Смолин долго целился в окно, выискивал точку, в которой пулеметчик не защищен прочным щитком. Наконец выстрелил – и пулемет смолк. На какие-то секунды замолкли и винтовки, словно удивившись неожиданной тишине.

Иван Резов вскочил на ноги и с гранатой в руке побежал к даче. Бандиты опомнились, опять захлопали винтовочные и револьверные выстрелы.

Но поднятые Резовым красногвардейцы были уже у самой дачи. Взрывом гранаты вырвало раму окошка, из которого торчал ствол пулемета. Тихон, перегнав Резова, второй раз ввалился в дом, в нос ударило пороховой гарью…

Через четверть часа все было кончено.

С поднятыми руками, перемазанные копотью и кровью, на поляну перед дачей вышли пятеро бандитов.

– Где деньги? – подошел к ним Резов.

– В доме их нет, не ищите, – ответил один. – У Толканова они, у командира. Как бой начался, он выпрыгнул в окно – и к Волге. Там у него лодка припасена… Теперь не догоните, – злорадно добавил бандит…

Старый рабочий со злости чертыхнулся, вместе с Тихоном пошел к беседке, где оставили механика. Его уже перевязали, двое красногвардейцев делали из березовых слег носилки. Степан морщился, поглаживая ногу, с сожалением глядел на разрезанный яловый сапог.

Иван Алексеевич присел на пенек, рассказал о деньгах.

– Выходит, зря гнались за бандюгами? – приподнялся Коркин.

– Нет, не зря, Степан. На фронте такой ненависти не встречал… А с деньгами что-нибудь придумаем. В Губком партии обратимся, помогут…

На следующий день Тихон дежурил в штабе на Стрелецкой и узнал от Лобова, что ночью красногвардейский патруль хотел проверить документы у позднего прохожего, тащившегося с мешком. Мужчина кинулся бежать, отстреливался. Нашли его в доме владельца магазина «Ваза» на Власьевской, в нескольких шагах от чека. И ночного гостя, и хозяина арестовали. При обыске в доме обнаружили три разобранных новеньких пулемета, парусиновый мешок с деньгами и вместительную шкатулку, в ней золотые десятирублевики с профилем самодержца всея Руси.

– Пытался я этого гостя допросить – молчит, только зубы скалит, – устало сказал Лобов. – Давай-ка я его еще раз вызову. Жаль, что ты Толканова в лицо не видел…

И тут неожиданно помог Сидорин: когда задержанного проводили по коридору, опознал в нем главаря банды, которая зимой захватила Продуправу.

Больше Толканов не запирался. Понял: что не расскажет он – сообщат арестованные на даче.

– К какой партии принадлежите? – спросил его Лобов.

– Я убежденный монархист, – сознался Толканов. – Но в город приехал по заданию правых эсеров.

– Интересная перелицовка. Ну, и зачем пожаловали сюда? Грабить?

– Нет, экспроприировать, – поправил Толканов.

– Для пополнения партийной кассы?

– Не только. Главное – чтобы вызвать недовольство рабочих.

– Почему выбрали Заволжские мастерские? Можно было найти кассу и побогаче.

– Нам было указано на нее.

– Кем?

– Когда в мастерских получка, мне передал хозяин магазина «Ваза». Больше ничего не знаю, мое дело маленькое. – Кривя губастый рот, Толканов добавил: – И вообще, комиссар, сматывал бы ты удочки. По моим наблюдениям, скоро запахнет палеными большевиками. Потому так откровенно и говорю, что ваше дело – швах…

Толканова увели.

– Нагло держится. За свою шкуру не дрожит, будто она у него застрахована. Пугает или что-то знает? – рассуждал Лобов.

Вызвал на допрос владельца магазина «Ваза». Маленький, юркий, с блестящей, словно лакированной, лысиной, этот, не в пример Толканову, юлил, изворачивался, пускал слезу.

Лобов не выдержал, грохнул по столу кулаком:

– Хватит нас за нос водить! Толканов все выложил.

Торговец съежился, растерянно промямлил:

– Ну если господин офицер признался, то мне сам бог велел…

От волнения заикаясь и часто сглатывая слюну, рассказал, что хранил деньги какой-то организации, что втравил его в это дело эсер Лаптев.

– Я отказывался, но он припугнул меня. Твое дело, говорит, телячье, а что чека под боком – еще лучше, безопасней.

– Кто вам сообщил, что должна быть ограблена касса Заволжских мастерских? – пытался выяснить Лобов.

– Чернявый, горбоносый… Глаза пронзительные, так и сверлят.

– Местный или приезжий?

– Разумеется, местный. Мне даже показалось – он работает там, в Заволжских мастерских.

– Почему так решили?

– Он обещал каким-то образом задержать кассира, чтобы рабочие уже разошлись. И еще… Был обговорен условный знак: если деньги в кассе, занавеска в среднем окне конторы будет сдвинута на середину… Я все рассказал, клянусь вам…

Когда владельца магазина вывели из кабинета, Тихон сразу подступил к Лобову:

– Ясно, кто этот чернявый, – Алумов, его портрет. Он и в конторе был. Все сходится. Надо брать, пока не удрал.

– Не так-то все просто, Вагин, – нахмурился Лобов. – Мы у Продуправы арестовали Лаптева, а позавчера его освободили.

– Это же контра явная! – опешил Тихон.