Ольга Елисеева - Граница России – Черное море. Геополитические проекты Григория Потемкина

Даже в публичных выступлениях Щербатов выражал недоверие к военно-административным мероприятиям, проведенным Потемкиным на юге, обвинял наместника в сознательном провоцировании конфликта с Оттоманской Портой. Деньги, потраченные на освоение новых земель в Причерноморье, строительство там городов и создание флота, назывались выброшенными на ветер [27] Щербатов М. М. Ответ на вопрос: что думать следует о поступке нашего двора в рассуждении нынешней турецкой войны (июль 1788). – Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете. Январь-март. Кн. 1. С. 860. . В условиях начавшейся второй русско-турецкой войны 1787–1791 гг. это выглядело уже не просто как аристократическое фрондерство, но и как сознательный подрыв доверия к командующему армией со стороны дворянского общества Москвы и ложилось в контекст сложной придворной борьбы, захватившей обе столицы [28] См. подробнее мою книгу «Вельможная Москва». М., 1997. С. 43–45. .

Позиция Щербатова была близка к позиции Алексея Григорьевича Орлова, проживавшего в Москве не у дел. В начале войны герой Чесмы направляется в Петербург, где, сблизившись с противниками светлейшего князя – А. Р. Воронцовым и П. В. Завадовским, – высказал Екатерине II как бы «общую» точку зрения вельмож, не принимавших политики Потемкина: «Занимаясь делами на полдне (на юге. – О. Е. ), привели государство в совершенную разстройку, и… столица здешняя находится в совершенной опасности (от шведов. – О. Е. )… Солдаты наши ни ходить, ни стрелять не умеют, ружья имеют негодные и вообще войски наши и в одежде, и во всем никогда так дурны ни были, как теперь» [29] Гарновский М. Н. Записки//РС. 1876. Т. 16. № 5. С. 28.; РС. 1876. Т. 16. № 6. С. 207. . Эти устные обращения к императрице, имевшие целью дискредитировать в ее глазах светлейшего князя как главу военного ведомства и как наместника на юге, содержат много общего с текстом Щербатова, который зафиксировал в своем памфлете и в публичных выступлениях не только личную точку зрения, но и умонастроение целой группы крупных вельмож, видевших в деятельности Потемкина едва ли не целенаправленное разрушение государства. Екатерина II встретила донос как личное оскорбление и, по словам управляющего Потемкина в Петербурге М. Н. Гарновского, «дала с негодованием чувствовать, что, царствуя 25 лет, никогда она по своей должности упущения не сделала».

Щербатов не знал о существовании проектов Потемкина, на основе которых осуществлялись критикуемые им внешнеполитические акции правительства Екатерины II, но историк дает развернутую негативную характеристику результатов русской внешней политики своего времени, не находя в ней ни единого полезного для России дела. «…Взяли в защищение диссидентов, – пишет Щербатов о польских делах. – И, вместо того, чтобы стараться сих утесненных за закон в Россию к единоверным своим призывать, ослабить тем Польшу и усилить Россию, через сие подали причину к турецкой войне… поболе России стоящей, нежели какая прежде бывшая война… Разделили Польшу, а тем усилили и австрийский, и бранденбургский домы, и потеряли у России сильное действие ея над Польшею. Приобрели, или лучше сказать, похитили Крым, страну, по разности своего климата служащею гробницею россиянам» [30] Щербатов М. М. О повреждении нравов в России//Столетие безумно и мудро. Век XVIII. М., 1986. С. 387. .

Итак, даже самое важное и удачное, по общему признанию, дело Потемкина – присоединение Крыма – подвергнуто безжалостному остракизму. За что? Ответ на этот вопрос следует искать не столько в политических симпатиях и антипатиях князя Щербатова, сколько в его философских и историософских концепциях. Михаил Михайлович был одним из главных основоположников русской правой консервативной мысли, продолжая при этом аристократические традиции в историографии, уходящие своими корнями еще в переписку князя Курбского с Иваном Грозным [31] Володихин Д. М. Замечательные российские историки. М., 1997. С. 30–31. . Как философ он сумел увидеть в «золотом веке Екатерины II» семена разложения традиционного дворянского миросозерцания и мироустройства. Среди блеска и успехов екатерининского царствования эти семена давали свои первые, не для всех заметные всходы. Памфлет Щербатова «О повреждении нравов в России» – энциклопедия того, чем мог быть недоволен консервативно мыслящий русский дворянин второй половины XVIII в.: чужое «роскошество», «обжорливость», «самолюбие» и «любострастие» – во всем, по мысли Щербатова, проявлялись трещины традиционалистского мира, где сын подьячего никогда не мог сесть выше сына воеводы и уж тем более одеваться, есть, пить и выезжать богаче, чем боярин. В деятельности главных персонажей эпохи, таких как Екатерина и Потемкин, обнаруженное Щербатовым «повреждение нравов» давало о себе знать особенно ярко. Поэтому все начинания светлейшего князя – суть страшная жатва разложения не только обыденной жизни России, но и ее государственного механизма, уже не способного востребовать лучших из лучших по родовому принципу.

Рассуждения Щербатова оказали огромное влияние на молодого А. С. Пушкина, обвинявшего Екатерину II в том, что она «унизила древние дворянские роды». Его знаменитые обличительные заметки, написанные в 1822 г. в ссылке, в Кишиневе, и столь часто цитируемые историками, буквально строка в строку ложатся на текст Щербатова. «Униженная Швеция и уничтоженная Польша – вот великие права Екатерины на благодарность русского народа. Но со временем история оценит влияние ее царствования на нравы, откроет жестокую деятельность ее деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетенный наместниками, казну, расхищенную любовниками, покажет важные ошибки ее в политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами ее столетия – и тогда голос обольщенного Вольтера не избавит ее славной памяти от проклятия России» [32] Пушкин А. С. Полн. собр. соч. В 17 т. М.; Л., 1937–1959. Т. 9. С. 15. .

Однако Пушкин совсем иначе, чем Щербатов, относился к деятельности главного сподвижника Екатерины II – Потемкина. «В длинном списке ее любимцев, обреченных презрению потомства, имя странного Потемкина будет отмечено рукою истории. Он разделит с Екатериной часть ее воинской славы, ибо ему обязаны мы Черным морем и блестящими, хотя и бесплодными, победами в Северной Турции». Вероятно, давала о себе знать некоторая историческая дистанция, позволявшая менее пристрастно оценить реальные дела светлейшего князя. Во всяком случае, у Пушкина Крым уже не «гробница для россиян», а некий священный дар, которым Россия обязана «странному Потемкину». Отметим также, что Пушкин в отличие от Щербатова, для которого войны и дипломатические акции Екатерины II – цепь хаотичных непродуманных действий, прекрасно почувствовал главную ориентацию внешней политики того времени: «Униженная Швеция и уничтоженная Польша», «Черное море и блестящие, хоть и бесплодные, победы в Северной Турции».