Уилбур Смит - Чародей

Затем она снова поцеловала Нефера и, прижимаясь губами к его губам, упала на спину и потянула его к себе на живот, раздвинув бедра, приглашая, ощущая недостаток его опыта. Ею владело материнское чувство – и чувство обладания. Неопытная сама, она вела его, ощущая, как он скользит по ней, переполненный желанием, исследуя вход в нее саму. Она изменила наклон бедер, и он глубоко вошел в нее, животом прижавшись к ее животу, наполнил ее, и наконец она ощутила, что он может расколоть ее на части, и торжествующе закричала от сладостно-горькой боли.

Он скакал на ней, будто мчащийся жеребец, а она подгоняла, двигая бедрами навстречу ему, двигаясь вместе с ним все быстрее, пока не поняла, что достигла предела. Невероятно, но они продолжили и ушли далеко за этот предел. Они оторвались от земли, преодолев ее тяготение, и, под самым куполом небес, ощутив хлынувший в ее лоно и затопивший ее горячий поток, наполнивший ее, она откликнулась – и сравнялась с ним, и их прежде раздельные сущности слились, стали единым целым, а голоса слились в едином ликующем крике.

Много позже, когда они вместе вернулись с заоблачных высот и лежали в объятиях друг друга, а их пот и дыхание смешивались и остывали, они все еще были соединены его плотью, глубоко в ней.

– Я не хочу, чтобы это когда-нибудь кончилось, – прошептала она наконец. – Я хочу оставаться так с вами всегда.

Но по прошествии еще некоторого времени он расслаблено сел и посмотрел на выход из шахты.

– Уже начинает темнеть, – сказал он удивленным тоном. – Так быстро прошел день.

Она встала на колени, пригладила набедренник, и он коснулся свежих пятен на полотне.

– Ваша девственная кровь, – благоговейно прошептал он.

– Мой дар вам, – ответила Минтака. – Доказательство моей любви к вам одному.

Он протянул руку и оторвал от подола ее набедренника испачканный красным клочок величиной с ее маленький ноготь.

– Что вы делаете? – спросила она.

– Я сохраню его навсегда как память об этом замечательном дне. – Нефер открыл медальон, который носил на шее, и положил кусочек ткани рядом с локоном ее темных волос, который уже был внутри.

– Вы действительно любите меня, Нефер? – спросила она, глядя, как он закрывает медальон.

– Каждой каплей крови, что течет в моих жилах. Больше, чем вечную жизнь.

Когда они вошли в комнату в древнем здании, восстановленную ими и сделанную пригодной для жилья, Таита у очага помешивал что-то в горшке на углях. Он взглянул на Минтаку, стоявшую в дверном проеме на фоне гаснущего дня. Ее набедренник был все еще влажным там, где она обмыла его в скудной воде колодца, и прилипал к ее бедрам.

– Жаль, что мы так поздно вернулись, Таита, – сказала она застенчиво. – Мы преследовали газелей в пустыне.

Прежде она никогда не извинялась за их поздние возвращения, и Таита посмотрел на обоих. Нефер возвышался над Минтакой, и лицо у него было нежное, ошеломленное. Оба так сильно излучали любовь, что, казалось, она образовала вокруг них мерцающую ауру, и Таита почти ощущал в воздухе ее запах, подобный аромату дикого цветка.

«Итак, неизбежное наконец случилось», – размышлял он. Удивительно только, что это произошло так поздно. Он уклончиво проворчал:

– Вижу, вы не догнали их. Они бежали слишком быстро, или вы отвлеклись? – Молодые люди мялись, охваченные смущением и виной, зная, что он видит их насквозь.

Таита повернулся к горшку с пищей.

– Хорошо по крайней мере, что среди нас есть один добытчик. Мне удалось поймать в силки пару диких голубей. Мы не ляжем спать голодными.

Следующие дни прошли для обоих в золотой дымке наслаждения. Они полагали, что в присутствии Таиты держатся скрытно и осторожно, стараясь не смотреть друг на друга, и касались друг друга только когда думали, что он не видит.

Минтака устроила себе спальню в пустой комнатке рядом с главной комнатой их жилища. Каждую ночь Нефер ждал, пока Таита тихо захрапит, тихо поднимался и полз к ее спальному коврику в этой каморке. Каждое утро она будила его перед рассветом и отсылала на его коврик в главной комнате, думая, что Таита все еще спит.

На третье утро Таита объявил загадочно:

– Кажется, в этих комнатах живут крысы или другие странные существа, поскольку мне мешает спать их беготня и шепот. – Они оба смотрели удивленно, и он продолжил:

– Я нашел более спокойный уголок.

Он перенес собственный спальный коврик и имущество в маленький разрушенный дом на другой стороне площади и удалялся туда каждый вечер после того, как они вместе поужинают.

В течение дня влюбленные бродили в пустыне и коротали время в беседах, занимались любовью и составляли тысячи планов на будущее, решая, когда и как они могли бы пожениться, сколько сыновей и дочерей она ему родит, и подбирали имена для каждого.

Они были так поглощены друг другом, что забыли о мире, лежавшем за пределами безлюдных пространств пустыни. Наконец однажды утром на рассвете они вышли из разрушенного города, неся свернутую веревку и две масляные лампы, полные решимости обследовать древние гробницы более тщательно. Окольным путем они поднялись на вершину утеса и сели, чтобы отдышаться и посмотреть на великолепный рассвет, разгорающийся над дальними синими холмами.

– Посмотрите! – вдруг воскликнула Минтака, вырвавшись из его объятий и указывая на запад, вдоль старой торговой дороги, ведущей в Египет. Нефер вскочил, и они стали пристально смотреть в долину на странный караван, приближавшийся к ним. Он состоял из пяти ветхих повозок, за которыми следовала беспорядочная колонна людей.

– Там по меньшей мере сто человек, – воскликнула Минтака. – Кто это может быть?

– Не знаю, – мрачно ответил Нефер, – но хочу, чтобы вы сбегали и предупредили Таиту об их приближении. А я пойду и понаблюдаю за ними.

Она не стала спорить и немедленно побежала по противоположному склону горы в Галлалу, прыгая с камня на камень с ловкостью дикой козы. Нефер спрятал веревку и лампы, натянул на лук тетиву и проверил стрелы в колчане, а потом пополз вдоль гребня горы, держась ниже линии обзора и вне поля зрения, пока не достиг точки, откуда мог смотреть сверху на медленно двигавшийся караван.

Это было жалкое зрелище. Когда он приблизился, Нефер увидел, что первые две повозки – это побитые боевые колесницы, которые тянули худые усталые лошади. Они предназначались для того, чтобы везти двух человек, но на каждой ехало четверо или пятеро. За ними двигалась череда повозок и телег не в лучшем состоянии, чем колесницы. Нефер видел, что они загружены больными или ранеными, которые сидели прижавшись друг к другу или лежали на самодельных носилках. За повозками шла в беспорядке длинная череда людей, некоторые из них шли прихрамывая на костылях или опирались на посох. Другие несли носилки, на которых тоже лежали больные или раненые.