Джон Мастерс - Ночные гоцы

Генерал замолчал, и Родни поднял голову. Лицо сэра Гектора не выражало ничего. Он был из более крутого теста, чем Делламэн, хотя тоже состоял из множества людей. Какие битвы бушевали по ночам за этим высоким лбом, битвы между яростными увещеваниями личного Бога, кристально ясными велениями Нагорной проповеди и холодными, как лед, замыслами нового Наполеона?

Сэр Гектор сошел со своей книги, обогнул стол и коснулся плеча Родни.

— Есть еще кое-что, капитан, что повлияло на мое решение не разоружать туземные полки. Об этом я не говорил никому. Я не смею. Генералы — одинокие люди. Рано или поздно мы выиграем эту войну. И наша победа обречет Индию на поколения ненависти, если только где-то на поле боя не родится новое доверие, чтобы заменить прежнее. Это новое доверие никогда не станет таким, каким было — вспомните Бховани или взгляните на улицы — но оно будет удушено в колыбели и погибнет раз и навсегда, если туземные полки не сохранят верность. Верность себе, капитан. Без новых, очевидных доказательств против них, я должен дать им такую возможность.

Говорить было больше не о чем. Родни знал, что видит великого человека, и на месте генерала, располагая теми же фактами, мог бы только молиться о его смелости, мудрости и дальновидности. После всех мук и испытаний, смертный приговор оказался неожиданно сладким: «Я должен дать им возможность». Теперь ему оставалось приготовиться к смерти, и прожить свои последние минуты так, как подобает солдату — в горячке боя, а не в горечи ненависти.

Он с трудом выпрямился, отдал честь и шагнул к двери. Потом остановился, вернулся назад и забрал винтовку со штыком. Генерал кинул на него быстрый взгляд, когда он выходил.

Мимо по коридору, зажав в руке какую-то бумагу, шел сипай. Его каблуки стучали по каменным плитам. Родни тупо уставился на большие цифры «82» на его кивере. В лице было что-то странное — оно было напряженным и каким-то нездоровым. Он продолжал идти. Где-то он уже видел такое выражение… Свет, падавший из открытой двери, ласкал лицо сипая. Он порылся в ошметках своей памяти и замедлил шаг.

Наик Парасийя на детском празднике в субботний день в Бховани — у него было такое же выражение животной боли!

Родни не мог пошевелиться. Он оперся рукой о стену, чтобы не упасть. Прямо над ухом раздавался чей-то голос. Он не слушал, но отчаянно цеплялся за воспоминания, изо всех сил пытаясь сосредоточиться. Выражение, как у наика Парасийи — но он где-то видел и само лицо… «Ступайте прочь! Никакого сахиба здесь нет!» Его глаза сузились, и он увидел, что с ним разговаривает сэр Гектор — видимо, он пошел за ним, и теперь уговаривал его прилечь и отдохнуть. «Вон отсюда, вы, свиньи пьяные! Прочь!» Он прокричал эти слова вслух и генерал вздрогнул. Сипай свернул из коридора в какую-то дверь. У него была покатая спина и длинные руки.

Родни схватил маленького генерала за плечи, сжал изо всех сил и принялся трясти.

— Видели сипая, который только что прошел мимо? В ночь Холи он был в кишанпурском храме с другими заговорщиками. Они получали указания и строили планы! Я вижу измену, я ее чую! Господи, сэр, я знаю , что они собираются восстать.

Сэр Гектор отступил назад. Он качнулся с пятки на носок, задумчиво осмотрел коридор и уставился в потолок. Потом спокойно произнес:

— Что ж, хорошо. Я вижу здесь вмешательство Господне. С этого момента вы прикомандированы к моему штабу как адъютант. Через час жду вас на городской площади. Знаете, где это? В самом конце улицы Раванов. Мистер Гаррис подыщет вам лошадь. А теперь я вас больше не задерживаю — у меня еще много дел.

Задыхаясь, Родни направился к комнате, в которой устроились женщины. По всему зданию двигались люди и шли приготовления к битве. Кэролайн встретила его на пороге и он увлек ее в коридор. Поверх ее плеча он видел, как женщины расщипывают простыни на корпию. Он услышал, как миссис Хэтч пронзительным голосом отпустила шутку и затряслась от смеха; остальные женщины уставились на нее с полуоткрытыми ртами. Тут же спал Робин. Сквозь окна струились пыльные солнечные лучи, и на южных холмах грохотал гром.

Он осторожно прикрыл дверь, взял левую руку Кэролайн и прижал к щеке. Он сказал:

— После битвы, родная.

— После битвы? — она медленно покачала головой. — Нет, сейчас. Мы вместе прошли длинный путь. Мы не понимали друг друга, в большом и малом. Мы были ничуть не лучше, чем бедный мистер Делламэн, который считал себя лисицей, а был кроликом, предназначенным на съедение. Или полковник Булстрод, который знал так много, что не мог поверить в правду. Со мной такого больше не случится. Я знаю, что твою жену убили у тебя на глазах всего несколько недель назад, и ты думаешь, что не имеешь права говорить, но — скоро будет битва. Я люблю тебя. Я полюбила тебя с первого взгляда. И я должна это сказать, потому что… я это я. Должна из-за того, что с нами случилось. Я никогда не придавала большого значения женской скромности, но когда-то у меня была гордость. Должна, потому что будет битва.

— Когда-то я думал, что ты — бесчувственная эгоистка, — сказал он. — Потом решил, что ты не совсем настоящая — больше озабочена идеями и вещами, чем людьми.

— Я ревновала, и была в ярости, что не могу держаться от тебя подальше. Я не хочу ничего знать про Рани, но я ее ненавижу. Майор де Форрест не смог меня понять; я его не виню.

— Потом я вообразил, что ты — святая.

— Это было ужасно. Я видела, как ты мысленно встаешь передо мной на колени. Знаешь, как безумно я была счастлива, когда выпала из этого шкафа! Разве не смешно? — она нежно рассмеялась. — Потому что ты увидел во мне женщину. До этого тебя что-то удерживало, что-то страшное — но все равно, я этого хотела.

— У меня были греховные мысли — представления, мечты — о тебе, Кэролайн.

Она провела рукой по его волосам.

— Я — женщина. Ты знаешь, что я мечтала о тебе по ночам, и ни один мужчина никогда не касался меня? За последние полгода я узнала о любви все — кроме этого. Я не верила, что между мужчиной и женщиной может существовать любовь, только господство и подчинение. А теперь я изучила каждый ее уголок — кроме этого. Мне не стыдно. Коснись меня, прежде чем уйдешь.

Он положил руки ей на талию и поцеловал каждую грудь по очереди. Под испачканным ситцем ее сари набухли соски и он пригладил их губами. Она вздрогнула, втянула воздух и плотнее прижала к себе его голову. Через минуту она наклонилась и прошептала ему в ухо:

— Так это и есть тайна?

Он скакал вверх по Хребту по направлению к реке, пока не добрался до улицы Раванов, и свернул прямо на нее. Узкая дорога была переполнена солдатами. Все подразделения двигались в одном и том же направлении, то быстро проталкиваясь вперед, то замирая на месте, когда впереди образовывалась давка. Над дорогой стояла пыль. Бряцала амуниция. Снова наступало раннее утро десятого мая. И если бы над домами поднялись языки пламени, он бы обезумел и принялся прорубать себе дорогу к Робину и Кэролайн. Солдаты не смотрели по сторонам и не видели, кто толкает их вперед, и, сидя в седле, он слышал, как они переговариваются на разных языках: