Анна Ермолаева - Пена 2

– А нападай,– предложил тут же Санька.– Можешь даже в челюсть врезать, разрешаю. Глазенки-то вон как засветились, значит, обиделся за то, что лицом в траву ткнул. Давай, давай, не стесняйся.

– Я, если попаду, то мало не покажется. И напрасно ты меня за неумеху держишь. Кой-чего тоже умею. У нас в учебке рукопашник был тоже не хиляк и кой-чему научил,– предупредил Ленька.

– Да бей уже. Не пугай. Что за манера?– подбодрил его Санька и парни запрыгали, сжав кулаки.

– На,– выбрал удачный момент Ленька и не попал. А когда опять ткнулся лицом в траву, то подумал,– "Ловко. Научи".

– Прямо сейчас приступим?– протянул ему руку старшина, помогая встать.

– Сначала за цветами, потом на пироги, а с завтрашнего дня я с тебя не слезу, пока мордой в землю не ткну. Я настырный, Сань,– хлопнул по подставленной ладони сержант.

– Нашему бы теляти, да волка съесть. Пошли, пока рота ужинает, успеем смотаться за букетами.

Именинницу парни встретили у входа в санитарную палатку и, вручив ей два огромных букета, вогнали в краску.

– Ой, это все мне?– растерялась она, принимая два огромных веника, собранных за полчаса в заброшенном палисаднике.

– А что, у кого-то еще сегодня день рождения в вашем дружном коллективе?– взглянул на нее вопросительно старшина.

– Нет, только у меня,– призналась Настя.

– Значит, все вам,– заверил старшина.– Остальным, в следующий раз нарвем.

– Ой, как много. И даже розы есть,– зарылась лицом в букеты Настя.

– А как же. Мы старались. Нюхай на здоровье,– вставил свои три копейки сержант.– А где пироги обещанные?

– Будут обязательно, присаживайтесь, мальчики,– Настя упорхнула в палатку, а старшина с сержантом присели рядом с ней на две обычные табуретки, невесть откуда здесь взявшиеся, закуривая.

– Стол накрывают девчонки,– предположил старшина.– Слышишь, шушукаются. Может и по сто грамм фронтовых нам сегодня перепадет, а сержант?

– А где взвод женихов, обещанный? Которым, мне рыла сворачивать ты предсказывал?– предъявил ему претензии тот.

– У-у-у. Злопамятный ты оказывается. Ну, нет – пока. Может, ужинают? Подойдут чуть попозже и свернут,– обнадежил его старшина.

– Трепач,– пригвоздил его сержант.

– Я?

– Ты.

– А тебе вынь да полож непременно, чтобы взвод теперь сюда приперся соискателей руки и сердца Настены? Размечтался.

– Эй, мечтатель с трепачем, милости просим в наш шалаш,– раздался голос девичий из палатки и старшина с сержантом, переглянувшись сконфуженно, загасили цигарки.

Штабная палатка жила в ночи слишком активной жизнью, хлопая поминутно входной, брезентовой завесой и, лейтенант Крайнов нервничал, шепотом матерясь по-русски.

– Рано пришли, товарищ лейтенант,– шепнул ему на ухо один из Ивановых, прицеливаясь к его шее и нащупывая рукоять ножа.

– Они еще долго не угомонятся. Нужно было после полуночи, как и намечалось. А лучше под утро, после первых петухов.

– Заткнись. Тебя спросить забыл, когда лучше. Потом куда? Если под утро? Сидеть весь день в подвале? Нам время нужно на то, чтобы уйти как можно дальше,– прошипел ему в ответ, злым шепотом, лейтенант.– За мной марш,– скомандовал он, уходя буквально из-под лезвия ножа и растворяясь в ночном мраке, где-то шурша впереди.

– Че, телишься?– ткнул брата в бок довольно чувствительно второй Иванов.– Давай я,– и уполз вслед за фельдфебелем, сжимая в правом кулаке нож, а левой придерживая за антапку ремня автомат ППШ.

– Давай,– отшипелся ему в спину оплошавший брат и погреб следом. Человек – не курица и резать людей ему пока не приходилось. Стрелять сколько угодно, а резать… почти не приходилось. Вот и опорфунился слегка.

А потом все пошло наперекосяк… Первой не повезло группе «снабженцев», выползли прямо на засаду и вынуждены были принять бой с превосходящими силами противника, пытаясь скрыться в обратном направлении. Стрельба начавшаяся и беготня, с криками матершинными, застала братьев Ивановых и лейтенанта-фельдфебеля врасплох, но рядом с палаткой им нужной и лейтенант решил действовать, так сказать, под шумок. Спонтанно. Сам лично снял ротозея-часового, который едва не наступил ему на голову. Пришлось нейтрализовать и затем лично же вскрывать арестантскую палатку ножом.

– Вир камен, ум Зие аус дер Кнештшафт цу бефрайен,– сообщил он приятное известие арестанту, сунув голову в прорезанную дырень.

– Вер бишт ду?– раздался в ответ голос летчика, не верившего своему счастью.

– Вир – дие Деутшен, вир коммен фюр Зие,– представился Кранке, радуя соотечественника и вовремя высовывая голову из палатки, так как на него напали с двух сторон сразу двое русских.

Один из них, попытался перерезать фельдфебелю глотку ножом, но Кранке сумел уклониться, присесть и в перекате вспороть ему брюшину своим. Второго ему пришлось застрелить, так как первый схватил его за руку и, ее удалось выдернуть из мертвой этой хватки, но без ножа. Второй русский, оказался не таким расторопным, как первый, еще и потому, что Кранке прикрываясь телом первого, как щитом, был ему недоступен. А когда ему в живот, в упор фельдфебель всадил три пули подряд, то завалился, успев выкрикнуть на прощанье пару русских матюгов.

– Шнель, шнель, Зие мюссен цу геен,– почти в полный голос рявкнул снова в черноту палаточную Кранке, призывая поспешить пилота и из прорези высунулась голова Отто Киттеля.

– Вер бишт ду?– опять спросил он, хриплым спросонья голосом и Кранке рявкнул прямо в его бледный лик.

– Вердаммт нохмал! Лауфенде Марш,– хватая буквально за шкирку Отто и вышвыривая его наружу.– Фордвертс,– Кранке тут же и догнал, поскакавшего козлом пилота, успев прихватить трофейный ППШ и сунув свой пистолет в руку пилота.

– Не отставать!– скомандовал он, подхватывая Отто под локоть и увлекая за собой. А вокруг шел настоящий бой и пули свистели мимо ушей бегущих диверсанта и летчика Люфтваффе, заставляя их падать и снова вставать. Группа Саркисянца так же пыталась уйти в развалины, огрызаясь автоматным огнем и забрасывая русских гранатами, но их обложили плотно и гранат тоже для них не пожалели. Так что когда Кранке и Киттель вползали в подвал, стрельба уже прекратилась.

– Что?– встретил их вопросом Лауцкис и услышав в ответ незамысловатую русскую брань, понял, что группа уменьшилась до трех человек, поменяв пятерых своих на одного летчика.

– Отто Киттель,– представился ему обер-лейтенант и Лауцкис просипел в ответ:

– Очен приятна познакомиса Лауцкис Миколас – ратист.

– Уходим немедленно. Собирайтесь,– сообщил ему Кранке и два диверсанта с летчиком, собрав наиболее необходимое, ушли из подвала. Фельдфебель рассчитывал, за оставшиеся ночные часы, уйти как можно дальше на запад.