Андрей Батуханов - Жонглёр

– Ну, право, какие счёты между своими. Чем могу быть полезен? – Старик даже немного напружинился, обратившись целиком в слух.

– Не знаю, известно ли вам, что на юге Африканского континента маленький бурский народ ведёт освободительную войну против Британской короны.

– Мерзавцы! Мерзавцы! И ещё раз мерзавцы! – жёстко отрезал Алексей Иннокентьевич.

– Кто? – похолодев, с ужасом спросил Фирсанов, оценивая вероятность получения необходимой рекомендации. Ведь вполне естественно, что старик мог быть англофилом, а не симпатизировать потомкам голландских переселенцев. Он был старым воякой, прошёл Турецкую кампанию 1855-56 годов. В следующую секунду он понял, что в данном случае не важно, на чьей стороне граф, важно будет ему верно подыграть, а ради рекомендательного письма он был готов на все тяжкие. Аристов выдержал достойную театральную паузу, расправил бороду на груди и произнёс:

– Конечно, подданные Великобритании! – Фирсанов облегчённо выдохнул, не придётся бесстыже врать старику в глаза. – Ультиматум Чемберлена – это в высшей степени наглость и оскорбление интеллекта. Стоило найти там золото и алмазы, так англичанам срочно потребовалась эта земля. Мерзавцы!

– Как же я с вами согласен, Алексей Иннокентьевич! – радостно подхватил Леонид, слегка удивлённый политической осведомлённостью своего престарелого родственника.

– Всегдашняя манера англосаксов! Яркий образчик колониального мышления! – Граф продолжил развивать своё понимание ситуации. – Наложить когтистую лапу на то, что им никогда не принадлежало! А лучше отобрать это чужими руками, разжечь войну, добиться изнурения супротивников, а потом с видом благодетелей устроить мир. И за своё «скромное» посредничество ободрать обе стороны почём зря, присовокупив себе большую часть, если не всё разом. Знамо дело! Проходили в Крымскую кампанию! Ох, тогда суровые были деньки! Дым, чад, грохот. Пули свистят, снаряды рвутся, неприятель атакует. Я тогда получил под своё командование…

Понимая, что инициатива разговора стремительно, как кинжальный удар уланов, ускользает от него, Леонид решил избавить себя от исторического экскурса в историю Крымской войны.

– Так вот, в продолжение этой славной темы. – Леонид стал прибирать разговор к своим рукам. – Хоть я и не по военной части, но решил не отступать от линии, проложенной моими дедами и прадедами.

– Это же каким же образом, юноша? – ожил старичок.

– Хочу для читателей «Невского экспресса» написать ряд репортажей с театра военных действий, чтобы публика была в курсе всех коллизий происходящих событий.

– Ох уж это новомодные штучки! Клянусь, скоро желающих за деньги, причём очень большие, станут доставлять, словно на экскурсию, под неприятельские пушки и батареи. В бинокли или подзорные трубы показывать, как льётся солдатская кровь, как рвут снаряды человеческую плоть на части. Кровожадно сие. Прямо как в древнеримской империи. Правда, там честней поступали. Строили цирки, гладиаторов воспитывали и пялились, как кровушка людская на жёлтенький песочек льётся. Жуткое это зрелище, – сказал старый граф и почему-то зажмурился со счастливой улыбкой на лице.

– Война и кровь – это ужасно! – поддакнул Лёня.

– Это смотря с кем и за что! Иной раз пока человеку в морду кулаком не сунешь, так он и не возьмёт себе в ум, что этого не следовало говорить, а того больше – делать.

– Но ведь за Родину…

– За Родину, юноша, это другой оборот. Не случайно завещано нам: за веру, царя и отечество сражаться, не жалея живота своего.

– Кстати, по слухам… – Лёня заговорщически наклонился к старику и шёпотом, как бы между прочим, произнёс: – Его Императорское Величество Николай II симпатизирует бурам.

– Император на то и помазан на царствие, чтобы за нами, человеками, милостиво следить и наблюдать! – отчеканил очередную сентенцию граф и неожиданно сильным, не старческим голосом стал выводить: – Боже, Царя храни! Сильный, державный, Царствуй на славу, на славу нам!

– Царствуй на страх врагам, – подхватил Леонид, поскольку ничего другого ему не оставалось. Так дуэтом они и закончили. – Царь православный! Боже, Царя храни!

Старик расчувствовался, сморщился и снова потёк. Потом порывисто обнял Фирсанова. То ли прижал, то ли прижался. Леонид, не смея шелохнуться, стоял, обнявши старика за плечи, и поражался силе его духа. Он почувствовал костистое тело сквозь ткань халата и стал проникаться к нему глубоким уважением, если не сказать, любовью. Что-то далёкое, но в то же самое время удивительно родное открылось в этом странном человеке. Наконец, Алексей Иннокентьевич полностью успокоился.

– Благословляю вас, Леонид Александрович! Памяти покойной Анны, на благо Отечества и фамилии.

– Благодарю вас, дядюшка. От всего сердца благодарю!

– А может, и мне с тобой махнуть? – ни с того ни с чего предложил старый граф. И не дожидаясь реакции Фирсанова, противным голосом задребезжал: – Николашка! Николашка! Николашка, каналья, куда ты запропастился! – В дверь просунулась голова лакея. – Собирайся, Николаша, едем!

– Куда изволите, барин?

– В Африку!

– Зимаря или Громобоя запрягать?

– Обоих! – залихватски махнув рукой, объявил хозяин.

– Так это что, значится, далее Саратова? – ужаснулся лакей.

– Дальше, балда, дальше!

– Глухомань-то какая! Эк угораздило! Тёплые вещи-то брать? – спросил приученный и привычный ко всему старый слуга.

– Брать! Обязательно брать! И анисовых капель не забудь, а то меня в карете укачивает, – напомнил лакею старик.

– Слушаюсь, – ответил Николашка и притворил двери.

Такого поворота событий Леонид не ожидал ни при каких обстоятельствах. Он думал, что родственника придётся долго упрашивать, вымаливая рекомендацию. А тут… Надо было срочно выводить старика из игры. Но как?!

– Алексей Иннокентьевич, так капель придётся брать ведро, а может, и бочку. Это же морем месяц плыть? – как бы между прочим заметил племянник.

– Морем месяц?

– Так точно! – почему-то по-военному отрапортовал Фирсанов. – А может статься, и больше. А как шторм налетит? «Море вздуется бурливо, закипит, подымет вой!» Тут не предугадаешь.

– Месяц морем не выдержу. Всего себя в море стравлю. А на лошадях?

– Пустыня же! Падут лошади. Все.

– Жаль, очень жаль. Никалашка! Николашка! – Едва лакей протиснул голову в щель между створками, старый граф распорядился: – Мы никуда не едем!

– Понял, батюшка, – лакей с неизменной интонацией принял новую вводную и прикрыл дверь. А Леонид исполнил замысловатый танец ногами, правда, глубоко в душе, а оттого невидимый.

– Так я хотел бы милостиво просить вас…

– Так я же тебя благословил уже! – удивился Алексей Иннокентьевич. – Иди! Ступай! Воюй, но смотри, не урони фамильной чести! Коли покроешь себя позором – в мой дом ни ногой! Ославлю!