Андрей Небольсин - КАЗАЧЬЯ ДОЛЯ. Первый чеченский след

–Молчишь, молчишь, а как скажешь – опять ты меня удивляешь.

Стоявшие рядом ребята спросили:

–А почему офицер вам честь отдает?

Я подошел поближе к ним, чтобы все слышали и, показывая на Богдана, ответил:

–У него отец – полковник.

Рыжий парень аж присвистнул:

–А че ж, он в солдаты?

– Это у них традиция такая, отец его тоже с солдат начинал.

Богдан думал об Аленке, о родителях, не слушая, что я говорю, и не понимая, почему все на него так смотрят.

Перед отправкой нас всех завели в церковь. В церкви батюшка прочитал молитвы, мы помолились за семьи наши, за судьбу свою горемычную, поставили всем святым свечи и вышли. Всех поставили в строй и повели на вокзал ,там уже стоял поезд, пуская пар. У вагона сгрудилось еще человек тридцать. Все терпеливо ждали команду на погрузку. Рядом стоял солдат лет сорока и говорил:

–Давно в южное направление не посылали столько солдат, видно, что-то затевается там с турками, не иначе скоро война.

Рыжий подошел ко мне и тихонько спросил:

–Слышь, спроси у друга, че, война шо ли, а?

–Ну да, а чего мы тогда здесь с Богданом делаем?

– Слышь, ну а когда, а?

Народ сгущался вокруг нас. Меня несло:

–Вот к зиме и начнется. Мы специально пораньше пошли, чтобы подучиться малость. Стреляю я плохо, а без ружья ты не воин.

Рыжий не унимался:

–А че твой друг такой грустный, ежели он по своей воле в солдаты идет? – Вот тебе что надо от службы: поесть вволю, да поспать. Так ?

–Ну так !

–А ему надо в офицеры выбиваться, понял?

–Понял, – ответил рыжий,– тяжело ему будет, но, авось, папаша поможет?

– Нет, он должен сам, сила воли у него большая.

Кто-то издалека крикнул: «По вагонам!» Мы стали грузиться, Богдан последний раз оглядел вокзал, в сердце защемило, он сделал над собою усилие, чтобы успокоиться. В вагоне лежала солома, стало ясно, что лежачих мест всем не хватит.

Рыжий услужливо всех растолкал и пригласил меня с Богданом в дальний угол, где соломы лежало побольше. Абрамом проверил свое лежачее место, понравилось. – Что этот рыжий хочет? – спросил Кузьмин.

–А я знаю? Уважает, наверно.

Мы легли на солому. Богдан сразу уснул, я подумал про него: «Намыкался, бедолага». Паровоз дал длинный гудок и тронулся с места. В маленькое окошко было видно, как проезжали старинную Мценскую крепость на горе, где еще видны развалины былой славы, по углам еще возвышались старинные башни. Сколько пришлось пережить Мценским жителям, сколько раз пришлось им отбиваться от врагов за этими стенами. Проехали Стрелецкую слободу, начался лес, где-то там наша деревня. Придется ли свидеться с родителями еще, иль убьют в дальней чужой сторонке? Я повернулся к своим новым товарищам. Все они смотрели то на меня, то на моего друга и чего-то ждали. Я про себя подумал: соврать им еще что-нибудь? Ан нет, пусть пока это переварят, а я лучше посплю.

Проснулся я от того, что меня теребил Богдан:

– Слышь, Колюха, про какого полковника они у меня спрашивают? Про какую войну я им должен рассказать?

Позади него стоял рыжий и еще человек десять и с нетерпением ждали, что я отвечу.

–Богдан, ну что ты злишься, ты же не сказал, чтоб я про твоего отца – полковника не рассказывал, да и что такого, что я рассказал? Пусть знают, мы ж теперь как одна семья, что ж тут скрывать.

Богдан недовольно посмотрел на меня, махнул рукой:

–Трепло ты.

И лег рядом. Я встал – надо было продолжать.

–Вот нашел тайну, все равно рано или поздно узнают. Полковник – это не прапорщик.

Все посмотрели на сына полковника как-то с сожалением. Поезд остановился, рыжий подошел к Богдану и спросил:

– Что за город?

Кузьмин выглянул в окно, на доме написано: Орел. Наверное, это вокзал. Там велась большая стройка. Рядом с вагоном суетились строители: они что-то носили, пилили доски большой пилой, в вагон проник запах ели, опять вспомнилась деревня.

–Орел, – ответил Богдан рыжему, – вон написано – читай!

–Да я не шибко грамотный, – ответил рыжий и посмотрел в окно.

Я про себя подумал: хорошо, что нас дядя Наум грамоте обучил. Дверь в вагон открылась, и человек в военной форме спросил громким командным голосом: – Кто старший в вагоне? – все сразу посмотрели на Богдана, а он – сурово на меня.

–Я, – ответил Богдан, подходя к офицеру.

– Смотри за чистотой, кто будет хулиганить, докладывай лично мне. Дорога дальняя, мало ли что может быть. Я – начальник поезда, капитан Марков. Понял? – Слушаюсь, ваше благородие!

На восьмой день пути поезд остановился где-то в чистом поле. Все, кто был в нашем вагоне, сошли, оглядели чистую, поросшую невысокой травой степь. Верхом на коне сидел совсем молоденький прапорщик, очевидно, он нас давно поджидает, вся его форма в пыли и пятнах. Прапорщик приказал всем построиться и следовать за ним. Местность здесь совсем не такая, как у нас: то спуск, то подъем. А тут перед нами простиралась ровная степь, сколько не всматривались вдаль путники, так ничего и не увидели. И жарче здесь намного, к полудню солнце стало печь сильнее.

–Пить хочется, – сказал Богдан прапорщику.

– Потерпите еще немного, скоро придем к роднику, там и напоят вас, и накормят.

Вскоре показался маленький лесок, выросший вокруг небольшого озера, среди деревьев горел костер, над которым висел огромный котел, запахло мясом. Солдат в форме большой палкой помешивал кипящее варево и косо поглядывал на новичков.

– Слушай мою команду, – крикнул прапорщик, – всем обедать, через час снова в путь.

Так шли десять дней и ночей. Один раз в день в каком-нибудь укромном месте их поджидал солдат-повар, кормил – поил усталых новобранцев, и они снова пускались в путь. На одиннадцатые сутки природа стала меняться, степь была уже не такая ровная, как раньше. На дороге стали попадаться встречные люди, которые удивляли своим внешним видом, они сильно отличались от нас. Вдалеке показалось какое-то селение. Его жилища тоже совсем не похожи на наши: здесь не было деревянных изб, как у нас. В основном стояли каменные дома. Но большинство из них очень бедны, похожи на наши мазанки. Мы шли по узкой улочке. Жители деревни выходили из своих домов и оглядывали нас; женщины ходят, как в мешке – одни глаза торчат. Я спросил у того, кто шел рядом:

–Почему женщины прячут лицо в мешок?

–Это чадрой называется, – ответил кто – то сзади.

–И зачем прятать лица?

–А кто их знает! Басурмане…

–Да,– сказал я, – во попали… И что, нам с ними двадцать пять лет жить?

–Да нет, они тебя убьют скоро.

– Почему?

–Русским нельзя смотреть на их женщин. А ты пялишься, как на своих. Вот ночью придут в казарму и кровь тебе пустят.

Все вокруг как-то примолкли. И уже с опаской поглядывали на глазеющих на них местных жителей.