Юрий Корчевский - Княжья служба

– Ох, и рисковый ты парень, вот обскажу все князю – выпорет он тебя.

Я махнул рукой – пущай. И улегся на постель как был – в одежде и сапогах. Лежал в дреме, весь обратившись в слух. Время тянулось медленно, темень в окнах начала сереть, скоро ночи конец. Самое время для подлых дел. В предутренние часы клонит в сон самых стойких.

Скрипнули половицы в коридоре. Идут. Я растолкал Петра:

– Встань за дверью, будешь у них за спиной, как ворвутся.

Петр встал за дверь и вытащил саблю. Тихие шаги, почти неслышные – стерегутся, но совсем беззвучно пройти четверке мужиков невозможно. Все стихло, тишина такая, что слышно, как похрапывает кто-то на первом этаже.

Сильный удар сорвал дверь с петель, и в комнату ввалились двое – ширина проема не дала ворваться всем. Первому я снес голову сразу, пока он не успел после удара в дверь восстановить равновесие; второй замахнулся шестопером, но я уже проворачивал лезвие сабли в его груди. Следом ломились в дверной проем еще двое. Одного ударил в спину Петр, второму отрубил правую руку по плечо я.

Похоже, никто из них не был готов к сопротивлению жертв. Ждали легкой расправы над спящими, да не вышло. Ну что же – идешь забирать чужую жизнь, будь готов к тому, что могут забрать твою.

Вся схватка происходила в темноте и почти в тишине, за исключением грохота упавшей двери.

Снизу примчался слуга, узнать – что у нас приключилось. Увидев убитых, он остолбенел. Приведя его в чувство, послали за городской стражей. Все-таки четверо убитых, надо объясняться. Еще два дня ушло на разборку дела, хотя и так было ясно – нападение на постояльцев с целью грабежа. Убитых никто не опознал. Видно – не городские. По Судебнику – татей следовало предать смерти, что мы и сделали.

Следующим днем на отдохнувших лошадях мы тронулись в путь. На мой взгляд, не мешало бы втихую прикончить целовальника, но… нет доказательств, стало быть – нет вины.

Кони шли не спеша, переходя с рыси на шаг, потом опять на рысь. Мы с Петром решали, что делать. Во Ржеве мы думали, что избавились от опасности, оказалось – обрадовались преждевременно.

Обернувшись случайно, я вдали, за полем, увидел одинокого верхового. Он не приближался, но и не отставал. Это мог быть случайный попутчик, но в такие счастливые совпадения мне уже не очень верилось. Петр тоже был настороже.

– О, слушай, Юра. Тут впереди, верстах в семи, монастырь есть. Как раз к вечеру успеем добраться, даже засветло. Предлагаю напроситься на постой, все же за стенами ночью спокойнее будет.

– Тогда чего мы плетемся? Показывай дорогу.

Мы хлестанули коней и перешли на галоп. Пыль за нами стояла столбом, указывая наш путь.

Вот и монастырские стены из пиленого белого камня, похоже – известняка. У ворот дюжий монах в рясе. Соскочив с коней, мы положили поклон и перекрестились на надвратную икону.

– Не найдется ли ночлег для путников?

– Как не найтись для православных? Хором не обещаем, но пару топчанов в сарае для странствующих есть. Все же крыша над головой. Дождь ночью будет: видите – на горизонте тучи?

Мы завели коней в конюшню, задали овса из седельных сум, прошли за монахом в сарай. Упав на сено, я закрыл глаза. Хорошо-то как! Чувство покоя и умиротворенности, запах луговых трав, исходящий от сена. Сразу потянуло в сон.

По крыше забарабанили первые капли дождя. Прав оказался монах, предвещая дождь. На сарай обрушился ливень – не дай бог оказаться сейчас в дороге, без крыши над головой. С этой мыслью я и уснул.

Где-то настойчиво гудело и стучало. Что за звук? Просыпаться не хотелось, но Петр уже толкал в бок.

– Вставай, в набат бьют, случилось чего-то.

– Да что у монахов случиться может?

– Пойду посмотрю.

Петр исчез и вскоре объявился.

– Недалеко от монастыря дым, деревня горит, к монастырю люди бегут, неладно что-то.

Ну, поспать вволю не дадут; пришлось вставать.

Через распахнутые ворота вбегали первые беженцы. По обеим сторонам от ворот стояли монахи в простых рясах, опоясанные пеньковыми веревками, а за веревки заткнуты мечи в ножнах. Ни фига себе, служители Бога, или у них тут часто случаются нападения?

Людей во двор забежало достаточно, некоторые даже тащили за собой на веревках коз и овец, но большинство только и успели, что детей малых похватать на руки. Дети постарше бежали за родителями, держась ручонками за материнские подолы. Изрядно во двор забежало людей, около сотни, если с детьми считать.

Я подошел поближе, прислушался к разговорам. Возле седого, но крепкого кряжистого деда собрались крестьяне и несколько монахов.

– Говорю же вам, еще ночью пришли, сразу по избам шастать, где мужики отпор дают – того убивают.

Сразу два монаха спросили:

– Кто они?

– Не татарва, не, не они. Блазнится мне – малороссы, вместо «изба» говорят «хаты», да и разговор чудной. А портки широкие такие.

– Ну точно – либо казачки пограбить заявились с Украины, либо Литва. Хрен редьки не слаще.

Монахи у ворот засуетились, быстро прикрыли тяжелые дубовые ворота, окованные железными полосами и заперли двумя брусьями толщиной в три пяди. Один взбежал на стену, в надвратную башню, другой – бегом к монастырским кельям.

Раздались голоса:

– Никак к настоятелю, отцу Никодиму.

Я направился к стене и поднялся по лестнице. От горящей деревни в нашу сторону скакали верховые, числом около трех десятков. Так, жить становится все интереснее и веселей. Стены-то в монастыре толстые и высокие, только есть ли защитники, сколько их, умеют ли держать в руках оружие? Я обернулся. Из монашеских келий спешно выходили монахи и иноки. Ого, да их тут с полсотни будет. Ежели хоть половина сражаться может, есть шансы отстоять монастырь.

Во двор в сопровождении служки вышел игумен – высокий худой старец. Беженцы склонились в поклоне, игумен осенил всех крестным знамением. Монах спешно слез со стены и поспешил к игумену с докладом. Игумен, выслушав, стал отдавать распоряжения. Судя по четкости и толковости – либо ранее в дружине служил, либо богатый опыт в защите монастыря имеет. Я обратил внимание, что после дождя двор совсем сухой и спросил об этом стоящего по соседству монаха.

– А как же? Церкви или монастыри всегда на возвышенности ставили, в сухое место, опять же благолепие звонницы далеко видать, – подивился монах моей неосведомленности в простых делах.

Ко мне подошел Петр, и мы вместе двинулись к настоятелю, поклонились и приложились к руке.

– Просим дозволения участвовать в защите монастыря. Мы дружинники князя Овчины-Телепнева-Оболенского. У вас пришлось переночевать, аккурат перед дождем добрались.

– Сказывал мне о вас инок, сказывал. Ну что же, благое дело, богоугодное. Что можете?