А. Мусатов - Костры на сопках

Гордеев отвечал обстоятельно, неторопливо.

Василий Чайкин, придвинувшись к старику вплотную, все спрашивал о родном доме, о своей жене, о мальчике. Ведь он не был дома около пяти лет!

— Мою жинку знаешь, поди? Хибарка-то ее возле базара стоит, у самой бухты…

— Как же, — улыбнулся Гордеев, — знаю! Чернобровая да ладная молодуха. Живет, здравствует!

— Ишь ты! — обрадовался Чайкин. — А сынишку не видал? Должно быть, вырос, пострел! Совсем махоньким оставил.

— Видел и сына. Бойкий парнишка! Тоже воевать собирается — батареи с солдатами строит.

— Скажи на милость! — Чайкин не без гордости поглядел на матросов.

— А ты что же, все по морям-океанам скитаешься? — спросил его Гордеев.

— Да, все в плавании.

— А сейчас из каких краев путь держите?

— Из порта Кальяо, из Южной Америки. Еле оттуда ноги унесли.

— Чего так?

— В плен взять хотели.

— Кто же?

— Известно кто — англицкий адмирал. Да наш-то лобастый (так матросы между собой называли Изыльметьева) поумней оказался: из-под самого носа фрегат увел.

— Стало быть, война уже началась? — спросил, в свою очередь, Сергей Оболенский.

— Должно быть, так. Взять в плен нас они хотели, это уж верно. Все загодя уготовили… Ловушку подстроили, чтобы нас в бухте захлопнуть, как мышь амбарную. Хитер враг, да и мы не лыком шиты — ушли. А уж теперь дома будем и с врагом повоюем. Тут уж без хитростей, кто кого одолеет.

Яков Травников с сожалением проговорил:

— Все бы хорошо, да жаль — нет с нами лейтенанта да Сунцова. Сгинут они в неволе! Хорошие люди!

— Второго такого офицера поискать! — вздохнул Чайкин. — Душевный был человек и нашего брата, матроса, понимал.

— Никогда не дрался, — сказал кто-то из угла.

— Об этом и разговору нету!

— Что же с ним стало? — спросил Сергей.

— В плен захватили. И главное, как — подлостью! Дело-то так было. Послал нас лобастый с лейтенантом Оболенским…

— С кем, с кем? — вздрогнул Сергей. — С Оболенским?

— Так точно, Николай Оболенский, — ответил Чайкин, с удивлением покосившись на «рыбака». — Знакомы?

«Брат мой!» чуть было не вырвалось у Сергея, но Гордеев опередил его:

— Из одних мест.

— Вот как! — неопределенно проговорил Чайкин. — Бывает…

И он рассказал, как Николай Оболенский попал в плен, какие его могут ожидать последствия, что сказал по этому поводу капитан Изыльметьев.

Наконец, заметив усталый вид «рыбаков», матросы разошлись, и Гордеев с Сергеем прилегли на койки.

Но сон не шел к Сергею. Рассказ матроса Чайкина не выходил у него из головы. Он любил Николая. С его именем были связаны самые светлые и чистые воспоминания детства. Точно наяву, он видит перед собой старинный парк. Он и Николай вместе с матерью приехали в гости к родственникам. Вот, отделившись от своих сверстников, они вместе бегут к пруду. На привязи — лодка, и мальчишки усаживаются в нее и гребу г. на самую середину пруда. Кажется, что они плывут открывать неведомые острова, воевать с непокорными дикими племенами.

А однажды они рассорились. Вошли в свою комнату, не разговаривая друг с другом, легли в постель, исподтишка, наблюдая друг за другом: кто первый подаст знак к примирению.

Отчетливо, точно это происходило вчера, в памяти всплывают всё новые картины прошлого, детских лет, дней ученья.

И должно было так случиться, что теперь, после стольких лет разлуки, Сергей попал на тот самый фрегат, на котором служил его брат!

И еще одно остро тревожило Сергея: попытка его попасть на китобой ни к чему не привела.

Как и было задумано Максутовым, они с Гордеевым отошли от города верст за десять, выбрались к рассвету на лодке в пролив и стали терпеливо поджидать китобойное судно.

Но то ли китобой задержался в порту, то ли он ушел из Петропавловска раньше срока, но его так и не удалось встретить.

До позднего вечера Сергей и Гордеев кружили по проливу, все еще не веря в провал своей затеи. К вечеру подул ветер, разыгралось сильное волнение.

Они начали грести к берегу, но волнение усиливалось с каждым часом, начался шторм. Лодку с людьми вынесло в океан, и она оказалась в полной власти стихии.

Двое суток, как Жалкую ореховую скорлупу, носило ее по разбушевавшемуся океану. Сергей со стариком выбились из последних сил, и только на третье утро посчастливилось им встретить фрегат «Аврора».

«Но что же дальше?» размышлял сейчас Сергей. Через день-другой фрегат доставит его к берегам Камчатки. Куда ему теперь податься? Начинается война. Сношения с внешним миром будут прерваны. Англо-французская эскадра, вероятно, блокирует Петропавловский порт, и ни одно иностранное судно не войдет в бухту. Может быть, попытаться пересечь Сибирь в обратном направлении и пробраться в Европу через сухопутные западные границы государства? Пройти всю Сибирь, европейскую часть России… Но на это потребуется не меньше года… Вероятнее всего, его задержат и снова пошлют на каторгу.

Какой же выход? Что предпринять?

Сергей лежал на койке с открытыми глазами, напряженно обдумывая один план за другим. На сердце было сумрачно.

— Не печалься, — услышал он шопот Гордеева. — Худа без добра не бывает. Оно, может, и к лучшему, что так случилось.

— Трудно мне, — также шопотом ответил ему Сергей. — Слыхал про Николая Оболенского? Родной брат, близок он мне.

— Чего молодца загодя оплакивать, еще живой он. До царя дело дойдет, может и заступится царь за своего офицера.

— Плохая на царя надежда, Силыч! Да и война начинается… Что мне делать? Куда теперь податься? Сидеть и ждать у моря погоды?

— Делов сейчас много будет… Прибудем домой, оглядимся, что к чему. Знать, не судьба тебе сейчас на чужбину плыть, погодить надо маленько. А там видно будет. Недаром говорят: утро вечера мудренее. Авось и у нас посветлеет, не все же в темноте-то жить. Перемены будут… Сергей внимательно слушал слова старого охотника, и они его приободрили.

— Спасибо, Силыч, на добром слове! — сказал он. Заснуть все же Сергей не смог. Повернувшись несколько раз с боку на бок, он встал и вышел на палубу.

Небо было усеяно яркими крупными звездами. Сергей уселся на канатах на носу корабля и задумался. То, что во время разговора с Гордеевым казалось таким ясным и простым, снова стало сложным и трудным. Может быть, ему действительно удастся на берегу избежать ареста? А дальше что? Война ведь может продлиться долго. И все это время сидеть бесстрастным наблюдателем? А может быть, и прав Силыч: утро вечера мудренее. Все еще впереди. Он будет с народом. Он постарается быть там, где живет и борется народ. Может быть, в этом и есть его призвание?

Сергей так задумался, что не заметил, как мимо прошел капитан Изыльметьев и остановился около стоявшего за рулем матроса Травникова.