Густав Эмар - Флибустьеры

Подойдя к капитану, Курциус остановился, смерил его наглым взглядом и обратился к нему со словами:

— Ну, здравствуйте, любезный капитан. Дело вот в чем. Товар…

Но граф не дал Курциусу договорить. Он быстро вытащил из-за пояса пистолет, приставил к его лбу и, прежде чем тот что-либо успел сообразить, всадил ему пулю в голову.

Бандит упал на песок с раздробленным черепом.

Граф спокойно заткнул за пояс пистолет, поднял голову и холодно произнес:

— Может, еще кто-нибудь желает сделать замечание?

Все молчали, дикие звери стали кроткими ягнятами.

Никто не двинулся, все стояли, опустив головы, перед своим вождем. Они поняли его.

Граф презрительно улыбнулся.

— Уберите эту падаль, — проговорил он, брезгливо ткнув ногой труп, — мы на войне. Горе тому, кто откажется исполнять хотя бы малейшую статью нашего устава, я уложу того на месте, как собаку. Повесить этого негодяя за ноги, чтобы тело его клевали стервятники. Через десять минут труба протрубит выступление в поход, и плохо придется тому, кто не будет готов к этому времени.

Произнеся эту краткую, но внушительную речь, граф вошел в дом тем же твердым шагом, каким он из него вышел.

Возмущение было подавлено. Все почувствовали, что под шелковой аристократической перчаткой графа находятся ежовые рукавицы с железными иглами, которыми он умеет пользоваться. Они были укрощены навсегда и впредь без малейшего рассуждения исполняли приказ.

— Это верно, Курциус негодяй, — говорили между собой после этого солдаты, — его нечего жалеть, и капитан хорошо сделал, что прострелил ему башку. А капитан молодец, с ним ухо держи востро.

После этого все быстро принялись готовиться к походу.

Через десять минут, как и обещал, капитан появился. Весь отряд был уже на конях, выстроился в походном порядке и ждал сигнала к отправлению.

Капитан улыбнулся и велел протрубить сигнал.

— Гм! — бормотал между тем Кукарес. — Как жаль, что у дона Марсиаля такие чудные бриллианты. После того, что мне довелось увидеть, я не без удовольствия взял бы свое слово назад.

В это время весь отряд охотников во главе со своим капитаном выезжал из ворот Каса-Гранде по направлению к пустыне дель-Норте.

Асиендадо и его дочь выехали из Гетцали под охраной дона Марсиаля и четырех пеонов, которых тот принял к себе на службу.

Небольшой отряд направился на запад, туда же, куда, преследуя апачей, ушел граф де Лорайль с отрядом охотников.

Дон Сильва хотел поскорее соединиться с графом еще и потому, что, как было ему известно, единственной целью экспедиции французов было освобождение его самого и его дочери из плена.

Путешествие протекало в тоскливом безмолвии. По мере того как они приближались к пустыне, пейзаж принимал мрачный вид, свойственный безлюдным местам и навевающий грустное, подавленное настроение.

Исчезли хижины, хакали, редкие селения, исчезли встречные путники, посылающие привет и пожелания счастливого пути. Перед глазами расстилалась неровная местность, там и здесь виднелись непроходимые леса, полные всякого зверья, высокие травы и перепутанные кустарники покрывали землю.

Иногда появлялись следы французов: на почве видны были отпечатки копыт множества лошадей. Но местность вдруг резко менялась, и следы исчезали.

Каждый вечер после нескольких выстрелов, посылаемых Тигреро в чащу кустарника, чтобы отогнать диких зверей, на берегу ручья разбивался бивак, зажигались огни, наскоро выстраивался шалаш для доньи Аниты, чтобы предохранить ее от пронзительного ночного холода, и после скудного ужина все завертывались в свои сарапе и засыпали до утра.

Единственным развлечением, нарушавшим утомительное однообразие пути, была охота за попадавшимися время от времени горными сернами и антилопами, за которыми тут же бросались в погоню дон Марсиаль и его четыре пеона, гнавшие жертву до тех пор, пока бедное животное не изнемогало от усталости и не доставалось им в виде легкой добычи.

Но все это не заменяло разговоров, которые так скрашивают время, прогоняют тяжелые думы и помогают развеять скуку бесконечного пути. Путники сторонились друг друга, и между ними не только не устанавливалось никакой близоста, но, напротив, день ото дня все более росло недоверие. Они говорили только тогда, когда возникала крайняя необходимость, но и тогда разговор их ограничивался самыми короткими фразами.

Происходило это оттого, что из трех путешественников два держали про себя тайну от третьего, и оттого, что в глубине души они сами краснели за эту тайну и стеснялись себе признаться в ней, она тяготила их.

Человек — существо несовершенное, он ни добр, ни зол. Большей частью сначала он совершает тот или иной поступок, повинуясь безудержному порыву страсти или сообразуясь с личными интересами. Когда с возрастом к нему приходит благоразумие, и он спокойно начинает оценивать сделанное им, то испытывает сожаление от того, что предыдущая жизнь его не была безупречной.

В таком именно положении находились дон Марсиаль и донья Анита. Оба, увлекаемые взаимной любовью, пошлина обман, о котором теперь горько жалели. Заметим здесь, чтобы не оставлять в заблуждении читателя, что наши герои имели доброе сердце, и когда они, ослепленные страстью, задумали свой побег, то были далеки от мысли, что он повлечет за собой такие последствия, как это бесконечное путешествие.

Дон Марсиаль не мог не отдавать себе ясного отчета в том, что положение его становилось с каждым часом все затруднительнее и безвыходнее из-за того приказа, который был им дан Кукаресу.

Таким образом, влюбленные связанные между собой взаимной тайной задуманного побега, старались скрыть друг от друга мучившие их угрызения совести. Они не находили себе места.

Жизнь в подобном положении становится невыносимой; между тремя заброшенными в самую глубь пустыни человеческими существами не было ни общения, ни взаимопонимания. Это положение грозило разрешиться ужасным столкновением между ними. Так и случилось — быть может, даже раньше, чем они ожидали, в силу тех обстоятельств, в которых они находились.

После двух с лишним недель пути, не отмеченного, однако, никакими событиями, достойными особого упоминания, дон Марсиаль и его спутники, пользуясь то сведениями, добытыми на асиенде, то следами, оставленными людьми, которых они хотели догнать, достигли, наконец, развалин Каса-Гранде Моктесумы. Как уже известно читателю, за развалинами начиналась ужасная пустыня дель-Норте.

Было около шести часов вечера, когда наш небольшой отряд вступал в древний вымерший город. Солнце уже зашло за горизонт, настали короткие южные сумерки, прерия освещалась странным, неверным, изменчивым светом.