Михаил Попов - Барбаросса

Слушатели молчали. Нет, они не были поражены, разве чуть-чуть удивлены. Удивлены, как ловко замкнулся круг длинного рассказа.

– Здесь и рыжебородость, и германский корень. В наших народных представлениях дьявол, если вообще уместно говорить на эту тему, как раз германских кровей господин, не так ли, ваше преосвященство?

Кардинал поморщился:

– Это, разумеется, глупости, мелочь, праздная деталь.

– Пусть так, пусть праздная, пусть деталь, но тем не менее идущая к делу, ведь верно?

– Ну, хорошо, пусть вы и правы с обнаружением каких-то общих корней у Нерона и Фридриха, с какого же боку годится тут ваш Харудж?

– Подходит напрямую. Напрямую, ваше преосвященство. Принято считать Харуджа сарацином, известно также, что он происходит родом с греческого острова Митилена. Ранее этот остров назывался, что уместно вспомнить, Лесбос, омерзительное и богопротивное место. Так вот, покопавшись в документах, я открыл интересную вещь: отцом Харуджа является не грек какой-нибудь, а чистокровный баварец Якоб Рейс, прибывший на Митилену всего лет за пять до рождения сына. Бавария же, как вам известно, удел германского императора. Нас пытались запутать, но запутать человека, не желающего быть запутанным, не так просто. Теперь у меня все, и я жду вашего слова, ваше величество, и вашего, ваше преосвященство.

Отец Хавьер. Скажи мне свое имя.

Однорукий. Меня зовут Омар ат-Фаради.

О. X. В ясном ли ты сейчас сознании, не заслоняет ли его боль в раненой руке?

О. Мне очень больно, но ты можешь спрашивать.

О. X. Кто твой отец?

О. Он уже в обители Аллаха.

О. X. Кем он был?

О. Торговцем шерстью.

О. X. Он был богат?

О. Нет. У него была всего одна фелюга. Иногда мне, его сыну, приходилось садиться на банку простым гребцом, ибо отец не мог нанять человека.

О. X. Где был ваш дом?

О. В Тенесе. Спросите в квартале валяльщиков шерсти, где дом ат-Фаради, вам всякий укажет.

О. X. Во время штурма квартал валяльщиков сгорел дотла.

О. На все воля Всевышнего.

О. X. На все. Теперь скажи мне, как ты оказался среди людей богомерзкого Харуджа?

О. Меня продал отец.

О. X. Родной отец?

О. Такое часто случается. Торговля шла плохо, берберы подсунули отцу шерсть, траченную верблюжьей молью. Сбыть ее было невозможно. Деньги, взятые в долг на ее покупку, отдавать было нечем. Карбул-хан сказал…

О. X. Кто такой Карбул-хан?

О. Ростовщик, он вел все шерстяные и кожевенные дела в городе. Родом из малагских морисков.

О. X. Испанских морисков было много в городе?

О. Не очень. Они любят заниматься торговлей, а в Тенесе торговлей разрешалось заниматься только правоверным. Карбул-хан принял истинную веру.

О. X. За сколько тебя продали?

О. Шестьдесят тюков шерсти и старый серебряный кувшин.

О. X. Карбул-хан сразу перепродал тебя Харуджу?

О. Некоторое время я работал на него, но ему не понравилось, как я работаю.

О. X. Ты был ленив?

О. Я был горд.

О. X. Как же ты сохранил гордость после того, как тебе пришлось потрудиться простым гребцом на фелюге?

О. На фелюге было тяжелее, но я был свободен.

О. X. Ростовщик, стало быть, решил от тебя избавиться?

О. Да.

О. X. Сколько он за тебя выручил?

О. Нисколько.

О. X. Почему?

О. Меня отдали в качестве дани.

О. X. Ростовщик платил Харуджу дань?

О. Да. Но не деньгами, а людьми. Харуджу всегда нужны были люди. Он много воевал с неверными. Гребцы и воины получали раны, умирали, убегали.

О. X. От Харуджа убегали?

О. Часто. Всякий, кто добывал достаточно денег, стремился убежать.

О. X. А если таких ловили, что с ними делали?

О. Сажали на кол.

О. X. Не слишком ли жестоко?

О. Справедливо.

О. X. Разве они крали эти деньги? Ведь они их зарабатывали. Пиратское ремесло опасное.

О. Они не могли бы заработать эти деньги в одиночку, без кораблей Харуджа и его славы.

О. X. Ты стал воином?

О. Я стал гребцом.

О. X. Почему? Ведь ты был гордый человек!

О. Меня взяли за долг, меня отдали за долг. Я был раб. Таким не доверяют.

О. X. Сколько ты плавал на галерах?

О. Два года.

О. X. В это трудно поверить..

О. Посмотри на мою спину, посмотри на мои ладони.

О. X. Покажи свои ладони.

О. Извини, я еще не привык, что у меня всего одна.

О. X. Все равно удивительно, что ты смог выдержать на этой работе целых два года.

О. Пираты кормят своих гребцов намного лучше, чем купцы.

О. X. Почему?

О. Купцы рискуют товаром, пираты рискуют жизнью. Кроме того, на веслах я сидел очень недолго.

О. X. Ты стал надсмотрщиком?

О. Я стал лекарем.

О. X. Ты учился этому ремеслу?

О. Нет. Просто заметил с детства, что умею заговаривать боль, останавливать словами кровь и многое другое.

О. X. Что именно?

О. Нет, я просто оговорился. Только заговаривать кровь и боль, особенно зубную.

О. X. Ты продемонстрировал свое искусство капитану галеры, и он…

О. Так оно и было.

О. X. Как звали твоего капитана?

О. Сначала я плавал на галере Салаха Ахмеда, пока Харудж его не повысил и не сделал старшим в Оране. Тогда я попал к Мехмеду Али.

О. X. Почему Салах Ахмед не взял тебя к себе, ведь ты такой превосходный лекарь?

О. Салах Ахмед был в то время здоров. Здоровые забывают о существовании лекарей.

О. X. Так же, как счастливые забывают о существовании Бога.

О. Нет бога, кроме Аллаха.

О. X. Напрасно ты хочешь меня разозлить и увести разговор в сторону, это тебе не удастся. Теперь скажи мне, Мехмед Али командовал гарнизоном Пеньона?

О. Так остров называют испанцы, мы его называли Гребешок.

О. X. Пеньон и значит Гребешок.

О. Пусть так.

О. X. Воистину пусть. Мехмед Али командовал гарнизоном на Пеньоне-Гребешке?

О. Да.

О. X. Ты был при нем?

О. Я лечил всех.

О. X. Сколько дней вы держали бой с нашей эскадрой?

О. Три.

О. X. Почему вы ушли?

О. Я не знаю.

О. X. У вас было достаточно припасов?

О. Достаточно.

О. X. И пороха и ядер?

О. И пороха и ядер.

О. X. И еды и воды?

О. И того и другого.

О. X. Может быть, вы потеряли слишком много людей?

О. Нет. Мы были за каменными стенами, огонь испанцев нам не приносил много вреда.

О. X. Должно же быть объяснение вашему бегству?

О. Надо спросить у тех, кто бежал. Поймайте Мехмеда Али, пусть он скажет.

О. X. Мехмед Али убит, как и другие. После взятия Алжира мы не смогли найти ни одного человека из тех, кто оборонял Пеньон.

О. Я же жив.

О. X Поэтому я так подробно тебя расспрашиваю, Омар ат-Фараби.

О. Омар ат-Фаради.

О. X. Да, я ошибся. Мне кажется, ты не хочешь мне помочь, ты что-то скрываешь.

О. Когда у больного неизлечимая болезнь, он всегда думает, что врач нерадив или неумел.

О. X. Ты хорошо сказал. Слишком хорошо для лекаря-самоучки.

О. Ты недоволен тем, что я говорю мало, ты недоволен тем, что говорю хорошо. Я не знаю, что и думать.