Иван Алексеев - Западня для леших

Все весело захохотали, от избытка чувств Разик даже откинулся на спину, мягко соскользнул с невысокой лавочки и растянулся в густой траве. В обществе Катьки он испытывал безотчетное счастье, слушая ее голос, с умилением следя за ее изящными движениями или любуясь завитком светлых волос, случайно выбившимся из-под берета и чуть прикрывшим маленькое розовое ушко. Он лежал, широко раскинув руки, радостно смеялся, глядя в вечернее небо, на котором едва угадывались только наиболее яркие звезды. Он привычно определил расположение основных ориентиров и с некоторым удивлением отметил, что с той стороны, где лежала ночная Москва, над горизонтом быстро взошли две необычайно крупные звездочки желтого и зеленого цвета. На его лице еще играла счастливая улыбка, и сознание, казалось, было заполнено одним лишь милым образом сидящей рядом и звонко смеющейся девушки, но десятник, легко подбросив тренированное тело, вскочил и устремился в сторону конюшен, крикнув на ходу друзьям: «Четвертая застава просит помощи!»

Почти в ту же секунду на наблюдательной вышке коротко пропела труба, выдав понятный лишь лешим тревожный сигнал.

Когда порох стал известен европейцам, они, в отличие от китайцев, начали сразу применять его не для баловства, а для военного дела. Но через некоторое время дошла очередь и до баловства, и на всевозможных празднествах в европейских столицах стало модным жечь фейерверки и пускать ракеты для увеселения публики, как это давным-давно уже делалось в далекой китайской империи. Искусство составлять и запускать разноцветные ракеты было быстро перенято и отчасти усовершенствовано в тайном воинском Лесном Стане, но не с целью праздного развлечения, а для подачи соответствующих сигналов. И теперь каждая застава была снабжена набором ракет определенных цветов, и для передачи условного сообщения основным силам они могли быть запущены почти мгновенно.

Ракеты, замеченные Разиком и часовыми на наблюдательной вышке, означали, что четвертая московская застава леших ведет тяжелый неравный бой и нуждается в немедленной помощи. Когда Разик добежал до конюшен, дежурная полусотня широким галопом уже вылетала за ворота на московскую дорогу. По боевому расписанию Разик должен был привести свой десяток, входивший в состав отдыхавшей сотни, в полную боевую готовность. Если отправленного резерва не хватит, то, чтобы исправить положение, в бой будут введены дополнительные силы леших. Когда он достиг места сбора, коней уже вывели из конюшен и построили в колонну в обширном дворе усадьбы. Боец, замещавший Михася в должности головного, привел десяток и, как положено, принес амуницию и вооружение командира, вывел его скакуна. Разик благодарно кивнул, накинул и затянул плечевые и поясные ремни портупеи, подсумков и кобур, принял у бойца поводья.

Спешенные лешие первой сотни в полном вооружении напряженно вглядывались в ночное небо в той стороне, где сейчас шел бой, пока лично возглавивший резерв Дымок, понимавший их состояние, не подал команду: «Всем сесть и расслабиться! Ждать сигнала трубы с наблюдательной вышки!» – и первый опустился на утоптанную, еще теплую землю у ног своего коня, не выпуская из рук поводьев.

Четвертая застава – десяток леших из третьей сотни под командой уже немолодого и достаточно опытного десятника Клони – несла в эту ночь службу, расположившись на небольшой площади, или, вернее сказать, пустыре, куда сходились три улицы, одна из которых вела в плотницкую слободку. Улицы были перекрыты рогатками, образовавшими треугольник, внутри которого горели костры, освещавшие подходы, но отгороженные с внутренней стороны переносными деревянными щитами, за которыми, невидимые для наблюдателя снаружи, располагались основные силы: десятник и четверо леших. Трое бойцов были в секретах, то есть притаились в темноте улиц в нескольких десятках саженей впереди заставы. Двое, находясь на виду у вероятного противника, непрерывно передвигались за рогатками вдоль линии костров, держа на изготовку ружья с кремневыми замками.

Боевое столкновение началось одновременно во всех трех улицах и происходило везде практически одинаково, потому что нападавшие действовали с обговоренным заранее единообразием, а лешие – давно отработанными оптимальными приемами. В ночной тишине на высокой ноте завыла собака (очевидно, это был сигнал), и три плотные колонны начали выдвигаться на заставу. Каждый из бойцов, находящихся в секретах, вскоре заметил это движение и мгновенно оценил нападение как в высшей степени опасное: об этом говорила и численность нападавших – не меньше полусотни с каждой стороны, и целеустремленная слаженность почти бесшумного их движения, и, главное, – еле заметное тление ружейных фитилей, огоньки которых как ни старайся прикрыть от постороннего наблюдателя, все равно так или иначе мелькнут в ночной темноте. Дальнейшие действия леших в точности соответствовали степени опасности: они применили по численно превосходящему противнику наиболее эффективное в данной ситуации и наиболее мощное из имевшихся у них средств – ручные бомбы – и отступили к заставе.

Взрывы бомб, почти одновременно грохнувшие с трех сторон, сразу же дали понять Клоне и бойцам, находящимся за рогатками, что дело предстоит серьезное. Из черных проемов улиц, на мгновенье озаренных яркими вспышками взрывов, выскочили бойцы, стремительными кувырками перелетели через рогатки, присоединились к своим и почти хором доложили: «Больше полусотни, с ружьями, строй плотный, правильный».

– Занять круговую оборону! – скомандовал Клоня.

– Командир! Может, дать ракету? – возбужденным голосом спросил один из бойцов, прибежавших из секрета, опускаясь на колено за дубовым щитом и направляя ружье в сторону своего сектора обстрела.

– Подожди, – спокойно ответил Клоня, вслушиваясь в стоны, проклятия и нестройные возгласы, раздававшиеся со стороны нападавших. – Может быть, им ваших бомб уже на сегодня хватило и они решат, что дома на печи лежать приятнее, чем переть на рожон. – Но фитиль он уже зажег и держал наготове, стоя возле деревянных шестов с прикрепленными к ним ракетами. – Если все же полезут на нас – тогда сразу же вызываем подкрепление и принимаем бой, – объяснил десятник бойцам свои действия.

Они могли бы уйти поодиночке, растворившись в темноте улиц, дворов и огородов. Но застава должна была защищать мирных горожан, находившихся сейчас в своих домах, которые наверняка оказались бы беззащитными перед шайкой хорошо вооруженных разбойников, явившихся сюда ночью, очевидно, с целью грабежа. Естественно, ни десятник, ни бойцы не знали, что нападавшие пришли не за пожитками небогатых обитателей окрестных улиц, а за жизнями леших.