Иван Алексеев - Западня для леших

– Теперь давай-ка снимем жгут да перевяжем рану, – специально резко сменив тему, скомандовала она княжне.

Девушки вдвоем быстро справились с задачей, успешно использовав в качестве бинтов тонкую льняную простыню, которую они, ничтоже сумняшеся, сняли с постели и располосовали кортиком на ленты нужной ширины. Предварительно рану сверху слегка промыли тем же крепким медом. После перевязки Катька осторожно встала и с радостью почувствовала, что теперь может двигаться более-менее свободно.

Первым делом она, чуть прихрамывая, подошла к телу Хряка, с предосторожностью нагнулась над ним, держа кортик на изготовку. Опричник был мертв: пуля попала в сердце. Этому жестокому и подлому негодяю повезло последний раз в его мерзкой жизни, и он принял легкую смерть, не корчась на дыбе или в пламени костра, как его многочисленные невинные жертвы.

«Ну надо же! – подумала девушка. – Два выстрела, и оба в яблочко: одна пуля в лоб, другая – в сердце. Однако ж я не хуже, чем любимый братец, в бою отстрелялась-то!»

Подбадривая себя и ощущая законную гордость от победы в неравном поединке, Катька, конечно же, напрочь забыла, что при первом выстреле она целилась не в голову, а в грудь, а второй раз палила навскидку, по силуэту, особенно не выбирая, куда, собственно, попасть.

Отойдя от двери, Катька вновь присела на постель, чтобы немного отдохнуть, и принялась заряжать пистоль. Открыв крышечки в рукоятке, она извлекла из специальных углублений два запасных заряда, представлявших собой, как и саму пистоль, редкую по тем временам техническую новинку: бумажную колбаску с закрученными концами, в которую был насыпан порох в точно отмеренном количестве и вложена пуля, отделявшая к тому же в колбаске основной заряд от затравки. Сама обертка использовалась в качестве пыжа. Вынув из подствольного желобка шомполок, девушка прочистила стволы, засыпала порох, подсыпала затравку на полки, вложила пыжи и забила пули. Проделывала она все эти манипуляции автоматически, при этом то ли беседуя с княжной, то ли просто рассуждая вслух.

– Не горюй, Настенька, дверь тут – прям как ворота в крепости, тараном не прошибешь! Продержимся, сколько надо! Наши уже наверняка где-то рядом, подходы ищут. Это осиное гнездо они, конечно, одним махом раздавили бы. Но мы же порядок да единство в государстве укреплять, а не нарушать должны, поэтому в открытый бой с опричниками ввязываться не можем (Катька, как и все лешие московского отряда, получила четкие и категорические указания на этот счет и теперь просто повторяла слова, услышанные на инструктаже). Значит, чтобы сюда проникнуть, только припугнуть кромешников можно хорошенько, ибо они-то и знать не знают, и ведать не ведают, что нам их, гадов, в открытую давить запрещено… Ну вот, и пистоль готова. Теперь потуши-ка все светильнички, кроме вот этого, в уголке который, а я окошко открою осторожненько да посмотрю, что снаружи происходит.

Когда горница, до этого ярко освещенная дюжиной масляных светильников, погрузилась в полумрак, Катька распахнула слюдяное оконце, откинула ставень. В обширном басмановском дворе не происходило ничего необычного: лениво перекликались несколько голосов, скрипел колодезь, время от времени фыркали и коротко ржали кони в конюшне. За высоким частоколом, окружавшим двор, также не было заметно никакого движения. Несмотря на это, Катька, твердо уверенная, что подмога где-то рядом, достала из специальной петельки на поясном ремне особый свисток, и из окна горницы, с самой почти верхушки терема, зазвучала в летней ночи безобидная и негромкая птичья трель. Она была похожа на голоса сразу нескольких городских пичуг, и невнимательный слушатель вряд ли бы заподозрил что-то неладное. Тем не менее птицы, издававшей звуки в такой комбинации, в природе не существовало. Для того и был придуман хитрый сигнал, чтобы только опытное ухо сразу смогло отличить его от простого щебетания. Трель звучала особым темпом: продолжительная – короткая – продолжительная, что означало: «прошу ко мне подойти»! Катька специально подавала этот спокойный рабочий сигнал, а не тревожный «все на помощь!», чтобы одновременно дать знать о своем местонахождении и успокоить бойцов, возможно, готовых, позабыв о наставлениях касательно невозможности открытого боя, рвануть ей на выручку, круша все на своем пути.

Продолжительная – короткая – продолжительная, «прошу ко мне подойти»! Голова у Катьки время от времени кружилась от слабости, и страх начинал шевелиться в самой глубине сердца. Где же подмога? Что ж они медлят? Доскакал ли гонец, не попал ли в беду по дороге, как те, что на рынке и в доме у князя Юрия? Но она не поддавалась страху, только крепче стискивала рукоять пистоля и продолжала выводить спокойную трель, похожую на свист маленькой беззаботной пичуги.

Два десятка леших под командой Дымка широкой рысью за каких-нибудь полчаса достигли своей старой, ныне пустой, как и все другие, заставы, расположенной в четверти версты от двора Басмановых. Там лешие быстро спешились у коновязи, построились в боевую колонну. Трое бойцов, взяв мушкеты на изготовку, засели за вновь расставленными рогатками, взяв заставу с лошадьми под охрану и оборону. Дымок, привычно окидывая быстрым цепким взглядом амуницию и вооружение выстроившихся перед ним десятков, лаконично и четко поставил задачу на предстоящие действия.

– Идем плотным строем, в открытую, напролом. Я двигаюсь головным, стучу в ворота, отвлекаю или валю часового. Особники в это время преодолевают частокол и открывают ворота, – он повернул голову к двоим бойцам особой сотни, которые по приказу Кирилла отправились за ними вслед для усиления и догнали их перед самой заставой.

Особники понимающе кивнули. Они были одеты в абсолютно черные облегающие штаны и куртки для ночного боя, и, кроме привычных беретов соответствующего цвета, на головах их были натянуты также черные личины, или, по-иноземному, – маски с прорезями для рта и глаз, сейчас закатанные на лоб. Лешие между собой называли эти одежды, делавшие их плохо видимыми в темноте, «чертовой кожей».

– Ставку делаем на неожиданность и наглость, – продолжил Дымок. – Препятствующих движению валим, по возможности – не насмерть. Работаем в основном прикладами мушкетов, руками и ногами. Без моей команды не стрелять, клинки не обнажать, строй не ломать, в том числе – внутри дома. Держимся плотно, плечо к плечу. Замыкающими идут оба десятника, отвечают за тыл. Добираемся до хозяев, я с ними беседую, вызволяем девушек – живых или мертвых (его голос едва заметно дрогнул на этих словах), и тем же порядком прорываемся к лошадям. Вопросы?

– Командир, разреши, мы с товарищем произведем разведку, обежим двор, оглядим дом, чтобы не влететь в западню, – предложил старший из особников, Лось.