Иван Алексеев - Западня для леших

– Не понял, давай еще раз, – Михась уткнулся в чертеж.

– Да как не понял? Ну, смотри же! – Губана просто распирало от гордости и самодовольства. – Это мы с тобой придумали!!! Видишь, вот запальная трубка, а вот…

– Михась! – прервал его воспоминания голос Разика.

– Я! – Михась вскочил, кивнул дедку и подбежал к десятнику.

– К ночи заступай с бойцами в караул разводящим. Сейчас сориентируйся по месту, оцени подходы. Хотя тут тебе все подробно объяснят. – Разик указал на дедка. – Выполняй!

– Йес, сэр!

Сменив посты, Михась некоторое время стоял во дворе, наслаждаясь тишиной и теплом летней ночи. Ему вдруг на миг, как в детстве, показалось, что все в этом мире хорошо и впереди его ждет одно только светлое и радостное. Он вспомнил, как океанский бриз развевал светлые, чуть рыжеватые волосы Джоаны, когда она, опираясь на резные перила, огораживающие ют «Принцессы», смотрела вдаль, туда, где за линией горизонта на всех парусах неслась им на выручку английская эскадра. Он даже задохнулся от счастливого предчувствия. Затем нахмурился: «Что-то не вовремя расслабился, разводящий! Так и службу завалить недолго!» – почему-то вздохнул и вошел в караульную избу.

В караулке было тепло и уютно, неярко светились лампада под образами и одинокая свеча на столе, возле песочных часов (механические пружинные часы были еще редкостью, и во всем передовом отряде их имел только Разик). Бодрствующая смена, в основном – молодняк, сидела вокруг стола и слушала начальника караула, десятника второго десятка Желтка. Желток рассказывал историю своего прадеда. Михась слышал ее не единожды, поскольку сам имел некоторое отношение к семейству Желтка: они были то ли четырех-, то ли пятиюродными родственниками, поскольку двоюродная сестра мужа сестры матери Желтка, то есть его дяди, была замужем за двоюродным братом отца Михася (Михась всегда путался в названии родственников и родственных связей). Он прекрасно знал, что Желток – это слегка переиначенное для удобства английское графское имя – эрл Шелтон, или, на французский манер (в те времена при английском дворе часто говорили по-французски, с ударением на последнем слоге) – Шелтон. Тем не менее Разик, когда прилег на лавку вместе с отдыхающей сменой, не стал сразу засыпать, а некоторое время лежал с открытыми глазами и слушал знакомый с детства рассказ, в который раз тихонько посмеиваясь в соответствующих местах, хотя сейчас эта история вызывала в самой глубине его сердца внезапные короткие уколы глухой тоски и боли, ибо он еще так и не получил ответа от монахов лесного монастыря, ведающих родовыми списками: может ли он мечтать о леди Джоане Шелтон как о своей невесте, или они состоят друг с другом в слишком близком родстве…

Женитьба в тайном Лесном Стане была делом весьма важным, а иногда – сложным. В принципе, всем более-менее грамотным и думающим людям давно уже было понятно, что близкородственные браки приводят к болезням и вырождению. В европейских королевских домах, где процветали браки с «равными по сану и благородству крови», то есть с троюродными братьями и сестрами, собственными племянниками и племянницами, рождались сплошь уроды и безумцы. А тайный воинский Лесной Стан был основан людьми дальновидными, заботившимися об уме, силе и здоровье дружинников. Поэтому браки с родственниками, даже дальними, были категорически запрещены. Монастырские монахи вели родовые списки и по каким-то им одним ведомым признакам (в Стане не принято задавать лишних вопросов) жестко запрещали некоторым юношам жениться на местных. Такие неудачники или счастливчики – это как посмотреть – из числа леших должны были отыскать себе жену во время заморского испытания. Прадед Желтка проходил заморщину в Англии, служа в войске короля. Он то ли спас своего военачальника, то ли, наоборот, завалил чужого, а скорей всего – проделал и то, и другое одновременно и многократно. В общем, «руссн боярн» прославился до предела и был восторженно принят местной знатью. Так же лихо, как и воевал, леший покорил сердце одной из дочерей эрла Шелтона, спустился с ней по веревке с десятисаженной башни в ладью и отчалил в поморские леса. Эрл хотел было отправиться мстить обидчику, но, вспомнив рассказы очевидцев не столько о медведях, которые стадами бродили по улицам русских городов, сколько о страшных огнедышащих банях, где людей заживо поливают кипятком, – тут не спасет благородная рыцарская броня! – решил объявить, что дочь милостиво согласилась стать царицей «северо-восточного боярства». В «северо-восточную царицу» родственники и соседи охотно поверили, памятуя достоинства доблестного «руссн боярн». Таинственность и поспешность отъезда эрл объяснил необходимостью разрушить интриги завистников. Так что приличия были соблюдены, и – редкий случай в истории! – все остались довольны.

Сын прадеда и эрловой дочки – дед Желтка вырос настоящим англосаксом – крепким, рыжим и веснушчатым (совсем как я! – улыбался Желток), благополучно прошел соответствующие испытания и был принят в славные ряды леших. Тем временем в Англии один за другим пали в боях сыновья эрла. Встал вопрос о наследнике титула и поместий. От кого-то из наших, скакавших тогда по Европам, эрл прослышал о сыне старшей дочери – «северо-восточной царицы» и передал привет и просьбу внуку приехать в Англию. Будущий дед Желтка как раз должен был отбывать заморщину. Руководство Лесного Стана не возражало, и дед отправился по стопам своего отца. Однако по прибытии он встретил не только объятия эрла, но и ненависть других претендентов на титулы и поместья. Главным претендентом был муж младшей дочери эрла, которая тогда в очередной раз торжественно обещала родить наследника, но пока у нее с этим что-то не ладилось. Дело чуть не дошло до рукопашной, но претендент, вспомнив устные рассказы о «руссн боярн», предпочел просить правосудия у короля. Здесь он явно просчитался, поскольку король – истинный рыцарь, ненавидевший всяческое крючкотворство по причине собственной малограмотности, а может быть, зная склочные нравы своих вассалов, решил, что без рукопашной все равно не обойдется, и повелел назначить судебный поединок. Титулы и поместья были лешему, в общем-то, без надобности, но он приехал за море с целью подраться и на поединок охотно согласился.

И вот в одном конце ристалища, окруженного небывалым количеством пэров, сэров и простолюдинов, расположился претендент с копьем, щитом, гербом и плюмажем, с ног до головы закованный в сверкающие латы. На коня он садился, как и положено благородному рыцарю, при помощи восьми слуг и блока с веревкой, поскольку доспехи у него были новейшего, максимально усиленного образца, от лучшего мастера, не пожалевшего железа для постоянного клиента, и передвигаться в них самостоятельно было невозможно. Дед был в том, в чем приехал: в легкой кольчужке с нагрудником (в таких доспехах можно при необходимости переплыть речку; а при защите лешие полагались отнюдь не на броню), и его тонкое копье вызывало даже у немногочисленных сочувствующих сэров явный скепсис. У претендента копье было размером в две оглобли. Надо сказать, что наконечники на копьях были затупленные. Для победы в поединке достаточно было выбить соперника из седла.