Патрик О'Брайан - Фрегат Его Величества Сюрприз

В Уйатхолле моросящий дождь пеленой укрывал Адмиралтейство, но в Сассексе погода стояла сухая — сухая и тихая. Дым поднимался из трубы камина маленькой гостиной в Мэйпс-Корте прямым, ровным столбом на сотню футов вверх, чтобы потом раствориться в голубой дымке и осесть на землю в окружающих дом низинах. Листва на деревьях еще была, но именно еще — время от времени желтое пятнышко само по себе отрывалось от видневшихся за окном деревьев, и кружась, опускалось на расстеленный у их подножья золотой ковер. В тишине был различим шуршащий звук падения каждого листочка — в тишине столь мирной, как безмятежная смерть.

— С первым порывом ветра эти деревья облысеют, — заметил доктор Мэтьюрин. — И в все-таки осень сродни весне, ибо и та и другая сами по себе ничто, и только служат зародышем будущего ростка. Ближе к югу это еще очевиднее. В Каталонии, куда вы с Джеком отправитесь, как только закончится война, осенние дожди позволяют траве вымахать так, что она стоит, как частокол из копий, но даже там… Дорогая, чуть меньше масла, пожалуйста. Я и так уже пребываю в высшей степени жирности.

Стивен Мэтьюрин обедал с дамами из Мэйпса: миссис Уильямс, Софией, Сесилией и Фрэнсис. На его шейном платке, табачного цвета жилете и оливковых бриджах виднелись следы виндзорского супа, трески, пирога с голубятиной и сладкого крема — он был неаккуратный едок, да еще лишился своей салфетки при первой же перемене блюд — хотя София и пыталась помешать этому, — и теперь пил чай, сидя с боку от очага, в то время как с другой стороны София поджаривала ему пышки, склоняясь над мерцающими серебристыми и красными углями, внимательно следя, чтобы не спалить пышки, поднеся слишком близко к жару, и не пересушить их, держа слишком далеко. Мерцающий свет жаровни выхватывал из темноты ее округлую руку и миловидное лицо, выделяя высокий лоб и совершенный абрис губ и подчеркивая ее великолепную цветущую фигуру. Беспокойство за пышки проявлялось обычным образом: у нее была привычка сестры в моменты напряжения высовывать кончик языка; и это, в купе с несравненной красотой, придавало ее облику какую-то необъяснимую трогательность. Он тепло посмотрел на нее, чувствуя странное томление в сердце, чувство, не имеющее названия — она выходила замуж за его лучшего друга, капитана военного флота Джека Обри — она же являлась его пациенткой, и они были так близки, как только могут быть близки мужчина и женщина между которыми нет галантных отношений; может, даже ближе, чем любовники.

— Это элегантная пышка, Софи, без сомнения, но она должна стать последней, да и вам больше не советую, дорогая. Вы и так располнели. Шесть месяцев назад вы выглядели тощей и жалкой, но перспектива замужества, как я нахожу, идет вам на пользу. Вам бы надо сбросить с полстоуна, и ваша фигура… Софи, вы что, затеваете еще пышку? Кто для этой пышки? Для кого эта пышка, хотел я сказать?

— Для меня, мой дорогой. Джек говорит, я должна быть твердой.

— Джек ценит твердость характера. Он говорит, что лорд Нельсон…

Издалека, от самого Полкари-Даун, по спокойному почти морозному воздуху прокатился звук рога. Оба обернулись к окну.

— Убили они, наконец, свою лису? — произнес Стивен. — Будь Джек дома, он мог бы рассказать, что случилось с животным.

— О, я так рада, что он не на том проклятом здоровенном гнедом, — сказала София. — Тот постоянно норовит сбросить его, и я так боюсь, что Джек сломает ногу, как молодой мистер Сэвил. Стивен, вы не поможете мне задернуть штору?

«Как она повзрослела», — сказал себе Стивен. А вслух, выглянув в окно, произнес:

— Как называется то дерево? Тощее экзотическое растение на газоне?

— Мы называем его деревом-пагодой. На самом деле это не настоящее дерево-пагода, но мы зовем его так. Его посадил мой дядя Палмер, путешественник. Он сказал, что оно выглядит очень похоже.

Едва эти слова сорвались с ее губ, София пожалела об этом — пожалела даже раньше, чем закончила предложение, поскольку поняла, куда заведет ум Стивена эта фраза.

Тяжелые предчувствия часто оправдываются: для любого, кто имеет хоть малейшую связь с Индией, дерево-пагода ассоциируется именно с этой частью света. Пагодами назывались маленькие золотые монеты, напоминающие по форме его листья, а расхожее выражение «потрясти дерево-пагоду» означало сделать состояние в Индии, стать набобом. И София и Стивен имели связь с Индией, так как по слухам туда уехала Диана Вильерс вместе со своим любовником и содержателем Ричардом Каннингом. Диана — кузина Софии, в прошлом ее соперница в борьбе за сердце Джека Обри, и одновременно предмет страстного безнадежного обожания Стивена — была прекрасной молодой женщиной, обладающей невероятным шармом и несгибаемым характером. Она играла очень большую роль в жизни обоих до момента своего бегства с мистером Каннингом. Разумеется, Диана стала позором семьи, паршивой овцой, и ее имя в Мэйпсе старались не произносить, но удивительно, как много все они знали о ее перемещениях и как сильно она занимала их мысли.

Большую часть новостей они черпали из газет, поскольку мистер Каннинг был в своем роде публичной фигурой: богатый человек — судовладелец и акционер Ост-Индской компании; политик — он с родственниками скупил три «гнилых местечка», и назначал через них депутатов, заседавших вместо него, поскольку сам в парламент попасть не мог, будучи евреем; светская персона — мистер Каннинг имел друзей из окружения принца Уэльского. Немало давали и слухи, прокладывающие путь из соседней страны, где обитали родственники Каннинга, Голдсмиды. Но даже так, имеющаяся в их распоряжении информация не шла ни в какое сравнение с той, которой обладал Стивен Мэтьюрин, поскольку, вопреки непрезентабельной внешности и искреннему увлечению натурфилософией, доктор располагал огромной сетью контактов и был весьма искушен в пользовании ею. Ему известно было название «индийца», на котором отплыла миссис Вильерс, расположение ее каюты, имена обеих ее служанок, и связи и происхождение (одна из них была француженкой, брат которой в начале войны попал в плен и сидел теперь в тюрьме «Норманн Кросс»). Он знал, сколько счетов оставила она неоплаченными, и знал сумму, знал о буре, разразившейся среди семейств Каннингов, Голдсмидов и Мокатта, буре, еще продолжающей бушевать, так как миссис Каннинг (урожденная Голдсмид), не являясь сторонницей многоженства, с неослабной силой продолжала взывать к своей родне. Эта буря и заставила Каннинга отправиться в Индию под предлогом исполнения миссии, связанной с французскими поселениями на малабарском побережье — самое место «собирать пагоды».

София не ошиблась: именно эти мысли зароились в голове Стивена при упоминании злосчастного дерева; молча сидя у огня, он думал об этом, и многом другом. Впрочем, за этими мыслями далеко ходить не надо было, они всегда крылись неподалеку, готовые возникнуть едва он пробудится ото сна, удивляясь, отчего это ему так грустно; и даже когда они не терзали его, их место занимала тупая боль в подреберье, сосредоточенная в пространстве, которое Стивен мог накрыть ладонью. В потайном ящике его стола — благодаря чему открывать или закрывать который было затруднительно — лежали досье, озаглавленные: «Вильерс, Диана, вдова покойного Чарлза Вильерса, эсквайра, из Бомбея» и «Каннинг, Ричард, Парк-стрит и Колубер-Хауз К˚, Бристоль». Документы об этой парочке были подобраны с такой же тщательностью, с какой собирались материалы про заподозренных в связях с бонапартистской разведкой. Хотя многие из этих бумаг поступали из бесплатных источников, значительная часть собиралась привычным образом, и стоила денег. Стивен не жалел средств, чтобы сделать себя еще более несчастным, а свое положение отвергнутого возлюбленного более ясным.