Патрик О'Брайан - Фрегат Его Величества Сюрприз

— Ну же, дорогая, ты не права. Как только я тебя увидел, сразу отметил, что ты выглядишь даже лучше, чем в Англии. А когда я пришел сюда, и мог не спеша разглядеть тебя, это ощущение укрепилось.

— Удивительно, как легко тебя можно ввести в заблуждение. Это же просто trompe-couillon, как говорит Амели — она лучший мастер по женскому гриму со времен как ее там звали…?

— Виже Лебрюн?

— Нет. Жезебель. Смотри, — промолвила она и провела по щеке пальцем. На пальце остался розовый налет.

Стивен внимательно его рассмотрел и покачал головой.

— Нет, не в этом дело, вовсе нет. Хотя по ходу обязан предостеречь тебя от использования свинцовых белил: они иссушают и повреждают внутренние слои кожи. Свиной жир для этих целей больше подходит. Нет, дело в твоем духе, храбрости, уме и жизнерадостности — их нельзя подделать, и именно они делают твое лицо. Ты сама ответственна за свое лицо.

— И как ты думаешь, сколько любая женщина может выдерживать такую жизнь? Когда Каннинг здесь, они не осмеливаются слишком хамить мне, но он так часто бывает в отъездах, то в Маэ, то еще где-нибудь. А когда возвращается, начинаются бесконечные сцены. Зачастую вплоть до разрыва. А если разрыв произойдет: ты можешь представить себе мое будущее? Остаться в Бомбее без гроша? Немыслимо. Но и угодничать перед ним из страха тоже немыслимо. О, он добрый содержатель, тут ничего не скажешь, но как ревнив! Убирайся, — рявкнула Диана на слугу, появившегося в дверях. — Убирайся! — когда же несчастный промедлил, делая умоляющие жесты, в его голову полетел графин.

— Так унизительно жить под подозрением, — продолжала она. — Мне известно, что половина слуг шпионит за мной. Если бы я не настояла на своем, меня бы уже окружала армия чернокожих евнухов, этих несчастных уродов. Вот почему я сама набрала слуг… О, как я устала от этих сцен. Только во время путешествий жизнь еще хотя бы терпима. Такого не выдержит даже самая стойкая женщина. Помнишь, давным-давно я сказала тебе, что женатые люди становятся врагами? И вот теперь я вся, с руками и ногами, отдана врагу. Разумеется, это моя вина, не стоит напоминать мне об этом. Но от этого жизнь моя не делается легче. Конечно, жить на широкую ногу хорошо, и мне, как и всякой женщине, нравится этот жемчуг, но я готова поменять его на самую грязную и вонючую хижину в Англии.

— Мне жаль, что ты несчастна, — промолвил он сухо. — Но это хотя бы немного ободряет меня, вселяет некоторую уверенность, когда я собираюсь сделать тебе предложение.

— Ты тоже намерен взять меня на содержание, Стивен? — с улыбкой спросила она.

— Нет, — сказал он, пытаясь подражать ее тону. Неприметно перекрестившись, он, путаясь от волнения, продолжил. — Никогда не делал женщине предложения… не знаю как… положено делать. Прости за неуклюжесть. Но я прошу тебя оказать мне любезность, да, огромную любезность, и стать моей женой.

Поскольку ответа не последовало, Стивен добавил:

— Ты очень обяжешь меня, Диана.

— Ну и ну, Стивен, — наконец вымолвила она, глядя на него с нескрываемым изумлением, — клянусь честью, ты меня удивляешь! У меня едва язык не отнялся. Я до глубины души тронута твоими словами. Но твоя дружба и привязанность заводят тебя на ложный путь: твое нежное доброе сердце наполнено состраданием к другу, который…

— Нет! Нет! Нет! — вскричал он страстно. — Это осознанное, созревшее решение, возникшее уже давно и окрепшее за двенадцать с лишним тысяч миль пути. К сожалению должен признать, — произнес Стивен, лихорадочно сжимая и разжимая сцепленные за спиной руки, — что внешность говорит не в мою пользу, что есть обстоятельства, бросающие на мою персону тень: рождение, вероисповедание, состояние, не идущее ни в какое сравнение с богатыми людьми. Но я уже вовсе не такой бедняк без гроша в кармане, как во время первой нашей встречи, и могу предложить если уж не выгодный, то почетный брак, и могу гарантировать своей жене — вдове, коль случится — достойное содержание, обеспеченную будущность.

— Милый Стивен, ты добр ко мне сверх всякой меры. Ты самый замечательный человек из тех, кого я встречала, и уже давно — мой лучший друг. Но ты же знаешь, что в гневе я часто говорю глупости: захожу дальше, чем хотела. Боюсь, у меня скверный характер. Я очень привязана к Каннингу, он был так добр ко мне. Да и какой женой я могу стать для тебя? Тебе бы жениться на Софи: ей по силам довольствоваться малым, и тебе никогда не пришлось бы стыдиться ее. Стыдиться: вспомни, кем я была, и кто я сейчас — а Лондон не так уж далеко от Бомбея, сплетни и там и там одни. И погрузившись снова в эту жизнь, могу ли я… Стивен, тебе нехорошо?

— Я хотел добавить: есть еще Барселона, Париж, на худой конец Дублин.

— Тебе и впрямь нехорошо, ты побледнел. Сними сюртук, останься в сорочке и бриджах.

— И впрямь, мне никогда не было так жарко, — промолвил он, снимая сюртук и развязывая шейный платок.

— Выпей воды со льдом, откинь голову. Дорогой Стивен, мне бы так хотелось составить твое счастье. Пожалуйста, не гляди так печально. Ну может быть, если дело дойдет до разрыва…

— Снова хочу сказать, — сказал он так, будто не было десятиминутной паузы, — по европейским меркам это не так уж мало: у меня примерно десять тысяч фунтов, недвижимости примерно на ту же сумму, которая может и прирасти в цене. Ну, еще мое жалованье, — добавил Стивен, — две или три сотни в год.

— И замок в Испании, — смеясь, продолжила Диана. — Лежи, не шевелись, и расскажи мне про замок в Испании. Слышала, там есть купальня из мрамора?

— Да, и еще мраморная крыша — там, где она еще сохранилась. Но не стану пудрить тебе мозги, Вильерс: это совсем не то, что у тебя здесь. Шесть, нет — пять жилых комнат, да и живут в большинстве из них только овцы-мериносы. Это романтические развалины в окружении романтических гор, но романтикой не заткнешь дыры в крыше.

Он сделал попытку, повел наступление, и потерпел неудачу. Его сердце снова билось ровно, он спокойным, отстраненным тоном повел разговор про овец, про особенности земельной ренты в Испании, про тяготы войны, про шансы моряка заполучить призовые деньги, и уже потянулся было за шейным платком, когда она сказала:

— Стивен, твое предложение так потрясло меня, что я даже не помню как ответила на него. Мне нужно подумать. Давай вернемся к этому разговору в Калькутте. У меня будут многие месяцы на размышление. Господи, как ты опять побледнел. Давай, накинь халат, и мы посидим во дворе, на свежем воздухе — эти лампы совершенно несносны в помещении.

— Нет, не двигайся.

— Почему? Потому что это халат Каннинга? Потому что он мой любовник? Потому что он еврей?

— Чепуха. Я очень уважаю евреев, если можно говорить в таком смысле о такой большой и разноликой группе людей.