Ив Жего - 1661

Мазарини вздрогнул, но тотчас взял себя в руки: Кольбер не мог и пока ничего не должен был знать.

— Разумеется, разумеется, — уклончиво ответил кардинал. — Однако нужны результаты. Дознание продвигается?

— Продвигается, ваше высокопреосвященство. Но оно продвигалось бы куда быстрее, знай мы точно, что искать.

— Это не имеет большого значения, — недовольно сказал Мазарини. — Искать нужно вора. Вы сами только что сказали — это одни и те же люди. Найдете их, отыщутся и бумаги! Но вернемся к главному — к сумме. В ней вся загвоздка.

— Нет, если никто не возьмется проверять счета и валютные сделки.

— Этого нельзя допустить ни в коем случае! — гневно проговорил Мазарини.

— Никакой проверки не будет, ваше высокопреосвященство.

— А что если враги покусятся на мое завещание? Ведь его можно вскрыть — знаю, сам вскрывал духовную покойного Людовика XIII! Вдруг дело дойдет до парламента? У меня там и друзей-то почти не осталось! В сущности, у меня там одни враги.

— И заправляет ими господин Фуке, — как бы между прочим ехидно заметил Кольбер.

Мазарини даже не разгневался, лишь раздраженно на него посмотрел.

Кольбер смущенно улыбнулся:

— Ваше высокопреосвященство, я знаю способ устранить невыносимое сомнение — благодаря ему ваше завещание останется в целости и сохранности и будет неприкосновенно; этот способ позволит избежать любого дознания с целью выяснить происхождение богатств, завещанных, в частности, вашим родственникам.

Мазарини вздрогнул:

— Говорите, Кольбер!

— Для этого, ваше высокопреосвященство, достаточно принести все ваше состояние в дар. Таким образом, у вас ничего не останется, и у вас ничего нельзя будет отнять, а вздумай кто-нибудь учинить процесс, судиться придется с другими.

Мазарини, смертельно побледнев, едва не задохнулся.

— Да вы с ума сошли!

Он пошатнулся и ухватился за спинку кресла. Кольбер подал ему руку, помог сесть. На лбу Мазарини выступили капли пота, дыхание сделалось прерывистым, свистящим.

— Не бойтесь, ваше высокопреосвященство, рассудок мой еще никогда не был более здравым, чем теперь, когда я имею честь служить вам, — елейным голосом продолжал Кольбер. — Сейчас вы сами увидите, как мрачная картина может преобразиться в лучезарный пейзаж, подобно смене декораций в Итальянском театре!

Кольбер наклонился к кардиналу.

— В первом акте пьесы действительно есть два недостатка: вы лишаетесь состояния, и дело может закончиться судебным иском. Что нужно сделать, чтобы устранить эти два недостатка? Надо, чтобы тот, кто станет вашим наследником, не мог быть подвергнут судебному преследованию, с одной стороны, и чтобы он был принужден переуступить вам ваше же наследство — с другой. Прекрасная комбинация, не правда ли?

Глаза Кольбера засверкали странным блеском.

— Кому нельзя предъявить судебный иск? Королю, конечно. И кто не может принимать дары ни от одного из своих верноподданных, будь тот хоть его крестным, хоть первым министром? Опять же король.

Кольбер выпрямился, обошел стол и, опершись сжатыми в кулаки руками на обшитую кожей столешницу, заглянул кардиналу в глаза.

— Отпишите все ваше состояние королю. Принять его он не посмеет и вам же все обратно и вернет. В таком случае это состояние уже будет не ваше: пройдя через руки короля, оно станет неоспоримым.

Тишину нарушало только прерывистое дыхание кардинала. С торжествующим видом Кольбер наблюдал, как старик напряженно обдумывал его новое предложение.

Наконец кардинал вздохнул и положил свою ладонь на руку Кольбера, опиравшуюся на стол.

— Любезный Кольбер… — только и вымолвил он.

Разомкнув веки и посмотрев в глаза Кольберу, Мазарини спросил:

— А вы уверены, что он откажется? Ведь казна пуста…

— Я располагаю слухами, что господин Фуке замыслил пару дней назад взять новый кредит. И тем не менее. Разве король не столь же тщеславен, сколь и корыстен? Людовик XIV желает править, ваше высокопреосвященство, а это чего-то да стоит.

Изумившись его дерзости, Мазарини задумался.

— Что ж, рискнем, господин Кольбер, — решился кардинал. — Передаю себя в ваши руки. Обговорите с Розом положения, которые необходимо приписать к завещанию. Я подпишу, как только окрепнет моя рука.

Кольбер отвесил поклон и собрался было уходить, но кардинал удержал его:

— Нет, составьте все сами, Кольбер, так, чтобы ни одна живая душа не узнала. Кроме королевы — она сумеет уговорить сына.

Довольный Кольбер снова поклонился.

— К вашим услугам, ваше высокопреосвященство, — с важным видом ответил он.

— А потом обсудим брачные договоры Гортензии и Марии. Боже мой, — прибавил Мазарини, будто обращаясь к самому себе, — как же все это тяжело, как тяжко, Боже мой…

Дверь захлопнулась, и кардинал понял, что Кольбер оставил его.

— А там кто?

Жюли наклонила голову к Габриелю.

— Там, — шепотом ответила она, делая едва уловимые жесты, — там принц Конде, а там княгиня Пфальцкая, она все никак не отойдет, с тех пор как Олимпия Манчини начала подкапываться под нее, чтобы прибрать к рукам интендантскую службу и управление прислугой королевы. Видишь, какая насупленная! А ту, с кем она разговаривает, зовут Луиза де Гонзаг, она супруга польского короля и бывшая подруга Сен-Мара. Гляди, позади нее герцог Вандомский. А это госпожа де Шеврез. Забавно, все бывшие сторонники Фронды собрались у кардинала, против которого учиняли заговоры.

Радуясь вместе с девушкой, Габриель смотрел на нее во все глаза.

— Откуда ты их всех знаешь?

— А вы как думали, господин начинающий комедиант, играть-то приходится перед придворными. А ремесленник, не знающий в лицо заказчика, никуда не годится. Сам ты пойдешь к сапожнику, если тот не знает размера твоей ноги?

Габриель покачал головой и улыбнулся. Облокотившись на балюстраду, проходившую вдоль площадки второго этажа над широкой передней, двое молодых людей беззаботно наблюдали из-за колонны за процессией званых гостей, которые, отстояв свадебную мессу в частной часовне кардинала, направлялись в залы для приемов.

— А когда назначено представление? — вдруг посерьезнев, спохватился Габриель.

— Время еще есть, — сказала Жюли. — Разве что тебя ищет господин Мольер, — шутливо прибавила она.

— Ты права, — ответил Габриель, — пойду узнаю, не нужен ли я ему.

И не успела Жюли его удержать, как он устремился к лестнице на первый этаж.

Внизу обстановка выглядела куда более впечатляющей — столько было кругом изумительных платьев и праздничных нарядов. Начиная от ливрей на лакеях, сновавших меж гостей, разнося прохладительные напитки, все сверкало богатством и роскошью. Габриель увидел чету новобрачных и шмыгнул в тень, к стене. Гортензия Манчини в пышном пурпурно-золотом платье, подчеркивавшем ее юную красоту, ибо ей было только пятнадцать лет, с гордым видом шествовала, томно опираясь на руку Армана Шарля де Ла-Порта де Ла-Мейерэ, час назад ставшего ее супругом.