Ив Жего - 1661

Не дожидаясь ответа. Фуке поклонился и направился в глубь зала, Лафонтен последовал за ним.

В дверях в покои кардинала появился Кольбер — он обвел взглядом гостей, подсчитывая их число, и, заметив суперинтенданта в компании молодых людей, сделал вид, будто не обратил на них внимания.

— Опять они, — буркнул он, — Фуке, Лавальер и этот Габриель, и на сей раз вместе. Ничего, я выведу вас на чистую воду. Ладно, — сказал он громче, обращаясь уже к дворецкому, — пора к столу. Предупредите кардинала и велите ставить жаркое в печь. А комедианты пусть начинают готовиться.

— Я должен идти, — шепнул Габриель Луизе, — тебе правда уже лучше?

— Иди, друг мой, — улыбнулась Луиза. — А я отдохну. Скоро дам о себе знать.

Юноша с досадой направился в столовую. Двери были распахнуты настежь, и он увидел огромные столы, разделенные громадными канделябрами, свет которых сливался с блеском дюжины люстр, подвешенных к потолку. Вокруг столов, заставленных посудой из позолоченного серебра, суетились лакеи в ливреях, разнося серебряные блюда с дичью, мясом и рыбой, — все это было уложено в пирамиды и прочие геометрические формы. Между тем Луиза, так и не сдвинувшись с места, делала вид, что смотрит, как гости переходят из зала в столовую. Ладонь, в которой девушка сжимала таинственное послание, горела огнем — таким, во всяком случае, было ее ощущение. «Король приглашает меня в Версаль, — размышляла она, чувствуя, как голова у нее снова пошла кругом. — В Версаль… и эту «тайну», как он писал, они разделят только вдвоем». Девушка пока ничего не понимала. «У меня есть тайна с его величеством!»

И, словно испугавшись собственных мыслей, она устремилась к выходу.

— Какое уродство, посмотрите только на этого Маскариля! [30] Маскариль — герой комедий Мольера. (Прим. перев.)

— Упряжка жалкая, а зрелище просто смехотворное, — ответил придворный, почтительно согнувшись пополам перед портшезом, в котором несли его высокопреосвященство.

Тем утром, часов около одиннадцати, кардинал потребовал, чтобы его одели, напудрили и причесали, дабы он мог «предстать перед честным народом». С неимоверным трудом и бесконечными предосторожностями верным слугам Мазарини удалось поднять, а потом и одеть больного кардинала. Чтобы скрыть зеленоватый оттенок кожи, на щеки ему наложили изрядный слой румян. Кардинал даже настоял на том, чтобы ему завили волосы.

Приукрашенный таким образом, самый могущественный человек во Франции почти час прогуливался по саду Венсенского замка, вынуждая многочисленных гостей и всякого рода просителей раскланиваться при каждом своем приближении.

Сидя в портшезе, больной старик терпел мучения и проклинал «чертовых носильщиков, глупых и негодных». Малейшее сотрясение причиняло ему страдания — кардинал то и дело ворчал и грозил носильщикам виселицей. Джулио Мазарини даже не понимал комичности своего положения, он искренне полагал, что, приветствуя взмахами руки вельмож, выстроившихся вдоль залитых солнцем аллей, сбивает их всех с толку.

— А ведь десять лет назад, — громко проговорил кардинал, — именно они изгнали меня из королевства, а теперь стоят передо мной и раскланиваются. Ничего, итальянец им еще покажет!

С этими словами Мазарини достал из кармана позолоченную коробочку, извлек из нее мятный леденец и положил в рот, чтобы справиться с одышкой, сделавшейся невыносимой. Вскоре он задремал, а потом и вовсе уснул и вернулся во сне в трагические февральские дни 1651 года. Тот злополучный месяц десять лет назад начался с женитьбы Никола Фуке — к тому времени вот уже несколько лет как вдовца — на совсем еще юной и прекрасной Марии-Мадлене Кастильской, которой в ту пору едва исполнилось пятнадцать. Тогда же, 4 февраля, парламент с шести часов утра до шести вечера горячо обсуждал приговор касательно его, Мазарини, изгнания. В полусне кардинал снова услышал шаги людей, которых впустили в Лувр в ночь на 9 февраля. Топот парижской черни, почтительно проходившей мимо изножья постели Людовика XIV, желая удостовериться, что король никуда не уехал. Кардинал вспомнил жуткое унижение и потрясение, которые пережил король, наблюдая это нескончаемое ночное видение. А потом Мазарини увидел самого себя на Гаврской дороге, в полном одиночестве отбывающего в ссылку в Германию.

— Карты, карты… надо посмотреть, что говорят карты! — обронил он, внезапно выйдя ил полузабытья и потребовав, чтобы его перенесли обратно в покои.

В спальне его дожидались врачи. Страдая от острого нефрита, отягченного отеком легких, кардинал угасал с каждым днем, чему, несомненно, способствовало лечение, назначаемое медиками.

— Клизмы, кровопускания и слабительное, — объявил первый врач.

— А кроме того, рвотное вино, — добавил второй, указывая пальцем на графин с жидкостью, приготовленной на основе сурьмы и виннокислого калия.

Приход Анны Австрийской положил конец ученым спорам вокруг способов лечения важного пациента. Медики с почтением вышли из комнаты. Мазарини облегченно вздохнул и улыбнулся, радуясь избавлению от этих кровососов и появлению женщины, подарившей ему в жизни столько счастья.

— Джулио, мне докладывают, что вы поступаете крайне опрометчиво. Зачем вам понадобилось выходить утром в сад?

Старик смотрел в лицо матери короля и улыбался. Он любовался ее чертами, так хорошо ему знакомыми, и окунался в глубину ее нежных глаз. Молчание длилось довольно долго.

— Я диктовал завещание. Знайте, государыня, я решил отказать все мое состояние королю Франции, — наконец проговорил он ослабевшим голосом. — Прежде чем предстать перед Богом, я подумал, что будет справедливо вернуть короне богатства, нажитые, увы, далеко не всегда праведным путем!

— Дорогой Джулио, этот жест делает вам честь, и я усматриваю в нем лишнее доказательство вашей неустанной, воистину отеческой заботы о моем сыне, — сказала королева-мать, у которой глаза затуманились от слез. — Но вы прекрасно знаете, король Франции не сможет принять ваш дар, — всхлипнув, продолжала она.

Решив, что такими словами она может обидеть кардинала, королева тут же добавила:

— Наследие ваше великолепно. Вы сокрушили Фронду, восстановили порядок во всех наших провинциях и вернули нам мир с Испанией. А после столь удачно заключенного брака между Луи и Марией-Терезой вы открыли новую, мирную эпоху для французского королевства. На столь благодатной почве наш дорогой мальчик сможет проявить в будущем все свои таланты и приумножить ваши достижения и знания, почерпнутые от вас, его крестного. Если, как вы сами предрекали не раз, «он пойдет дальше других», это будет означать, что король и в самом деле достойный ваш наследник.