Ив Жего - 1661

Молодой король, казалось, был все так же погружен в себя.

— Однако этот же бесценный документ, если вы примете его, сможет послужить нынешней и будущей славе вашего величества. Эта рукопись имеет бесспорное и самое непосредственное отношение к библейским писаниям. Она позволит королю Франции упрочить законную силу его власти на новых основах и осчастливить народ, которым он правит.

— По-вашему, власть короля Франции незаконна, господин суперинтендант финансов? — холодно спросил Людовик XIV.

— Ваше величество молоды, вам угодно взять в руки бразды правления королевством и вознести Францию до невиданных доселе высот, — продолжал Фуке, не придав значения вопросу короля. — Подобные устремления восхищают меня, но времена меняются, сир. И чаяния народа тоже. Завтра народ пожелает выразить так или иначе свои надежды и захочет сам определять свою судьбу, притом самым деятельным образом. И если не прислушаться к его пожеланиям, то уже на следующий день они перерастут в требования, в гнев, в протест. Я чувствую, стране грозит опасность! И предлагаю вам инструмент управления новым временем! Только вы один сможете начать необходимые перемены и направить их в нужное русло.

Король продолжал смотреть на министра с отсутствующим видом, отчего Фуке почувствовал себя крайне неловко.

— Согласны ли вы, сир, взглянуть на этот документ, чтобы лично оценить его значимость?

Король, упорно хранивший молчание, стоял перед суперинтендантом погруженный в свои мысли.

— Сир, вы слышите меня? Заклинаю, подумайте над моими словами! Ведь речь идет о судьбе королевства!

Неожиданно король оживился, будто выйдя из ступора.

— О судьбе королевства? Что вы под этим подразумеваете, господин суперинтендант? Судьбу народа, монархии, правителя? Я вас хорошо слышу, только никак не могу понять, почему, рассуждая столь многоречиво о «чаяниях» черни, вы почти не принимаете в расчет интересы своего короля. Да и с какой стати мне печься о благосостоянии тех, кто смеет покушаться на мою власть? Во имя чего я должен поступиться традицией, тем более что заложил ее не я, а мои предки, и после меня хранить ее надлежит моим потомкам?

— Но у вас может быть только один интерес, сир: Франция. Народ — плоть ее, а вы — живое ее воплощение!

На губах короля мелькнула ледяная улыбка.

— Порой вы рассуждаете, как те иезуиты, что меня окружают, господин суперинтендант. А я хотел бы слышать меньше разговоров и больше доказательств того, как вы печетесь о моей славе и сколь успешно претворяете в жизнь мою политику. Я не вижу в ваших доводах никакой причины нарушать традицию, основанную на учении церкви.

— Эта рукопись и есть тому прямое доказательство, сир. Я держу в руках светоч, способный воспламенить всю страну и подорвать основы, на которых зиждется ее величие. И светоч этот я хочу использовать лишь для того, чтобы освещать вам путь и направлять вашу поступь.

Король с досадой сжал кулаки.

— Направлять, направлять! — вознегодовал он. — Для этого мне нужен поводырь? Сколько себя помню, сам я и шагу не мог ступить — вечно ко мне в поводыри набивалось человек десять! А я желаю, чтобы мне служили! — продолжал он, повышая голос.

— Вы не можете оставить без внимания эту рукопись, — убеждал Фуке. — Взгляните на нее! Служить вам значит открыть ее для вас, в то время как о ее существовании никто не догадывается, — открыть для того, чтобы поступать сообразно с нею и явить миру скрытое в ней откровение. Благодаря вам мир прозреет! Сир, в рукописи содержится Истина, единственная Истина, которая…

— Истина, господин суперинтендант, — возразил король, — не нуждается в том, чтобы ее открывать. Мы ею уже располагаем.

— Но, сир, только представьте себе…

— И никто, — холодно прервал его король, — не смеет пересматривать ее, если только кому-то вдруг не взбредет в голову вскрыть страшный ящик Пандоры. Я отлично представляю себе, что значит хорошо мне служить. С другой стороны, не очень хорошо, когда суперинтендант финансов пытается изображать из себя мудрого философа. Забудьте о том, что написано в Библии, господин суперинтендант. И, Бога ради, постарайтесь отдавать больше сил тому, чтобы обеспечить меня необходимыми средствами и впредь устраивать столь же прекрасные приемы, как сегодня.

«Он держит меня за сумасшедшего, — решил суперинтендант, — или, может, я до того возбужден, что потерял способность ясно выражать мысли?»

— Я так ничего и не понял из ваших слов о каком-то там манускрипте, — продолжал молодой король. — Вернее, понял одно — любой другой на моем месте, куда менее доброжелательный, просто счел бы манускрипт еретическим, кощунственным и оскорбляющим мое величество. «Светоч»! «Подорвать основы, на которых зиждется ее величие»! Не хватало еще, чтобы вы завели разговор о республике, господин суперинтендант! — вспылил король, но с нарочитым усилием взял себя в руки. — Ваши слова режут мне ухо! Вы случайно не больны?

Не дожидаясь ответа, король отошел от Фуке, потом обернулся и серьезным, размеренным голосом сказал:

— Прощайте, господин суперинтендант, пора и честь знать.

Поняв, что вечер потрачен впустую, Фуке, словно громом пораженный, последовал за Людовиком XIV, медленно и величаво прошествовавшим из гостиной и встреченным низкими поклонами поспешивших обступить его придворных.

Фуке стоял у подножия парадной лестницы, дрожа точно в лихорадке, одолевавшей его весь вечер, и провожал взглядом удалявшуюся карету короля Франции.

К нему подошел Лафонтен.

— У вас такой скорбный вид, хотя вечер удался на славу! Во всех отношениях! Могу вас заверить, такое при дворе никогда не забудется!

— Да услышит ваши слова король! — проговорил министр, поднимаясь по ступеням парадной лестницы замка Во.

Осунувшийся, бледный, Фуке с досадой оторвал тесьму от обшлага рукава и швырнул ее на землю. Дрожь, пробегавшая по его телу, выдавала нервное возбуждение, во власти которого он все еще находился. Жестом Фуке остановил Габриеля, собиравшегося что-то сказать. Из большой передней было видно, как часть гостей все еще прогуливалась небольшими компаниями по парку вокруг водоемов и как дамы кутались в наброшенные на плечи шали. Между гостями сновали лакеи, разбиравшие сервировочные стойки с угощениями, расставленные среди деревьев. Другие гости группами, похожими в бледном лунном сиянии на размытые радужные пятна, теснились у дверей замка; на посыпанной гравием аллее скрипели колеса отъезжавших экипажей.

Фуке и Габриель молча наблюдали за происходившим, когда звук шагов по каменному полу заставил их обернуться. Д'Орбэ, озабоченный и усталый, вошел и прислонился к дверному косяку.