Тамара Лихоталь - Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю Русскую

А Добрыня по-прежнему сидел в кресле, углубясь в раздумья. Изредка он брал лежавшее перед ним письмо и начинал его читать снова, словно хотел убедиться, что вычитал в нём и в самом деле то, что было там написано.

Илья ни разу не был в Киеве с той самой поры, когда защитники стольного должны были оставить, его на позор и разорение. И потом, когда суздальцы покинули разграбленный город, ещё долгое время вести, доходившие из Киева, были одна другой горестней. Те, кто побывали в стольном, рассказывали: народ разбежался кто куда. Оставшиеся живут в землянках, будто звери в норах. На улицах воют бездомные голодные псы. Зарастают травой дороги. А к тому же по Киеву бродят слухи один другого страшней. То выловили в Днепре дитятю-урода, что, говорят, предвещает многострадальному городу новую беду. То появился, неведомо откуда никому не известный старик гадатель. Собрал вокруг себя народ и возвестил на всю площадь, что скорая погибель грозит не одному только Киеву. Скоро наступит конец света. Там, где сейчас суша, станет море, а там, где плещут воды, поднимется земля. И огонь истребит погрязших в грехе людей. И до того напуган народ прошлыми и будущими бедами, что уже и жизни не рад. Грозятся киевляне, что сами подожгут ещё уцелевшие в городе дома, уйдут куда глаза глядят — хоть в степь к половчанам, хоть за море к грекам.

И вот, оказавшись в стольном, Илья, шагая по улицам, с удивлением глядел по сторонам. Киев не казался ни сиротливым, ни безлюдным. На месте сожженных домов поднимались новые. Празднично белела на влажной от дождя. земле щепа, кричали, играя, дети. Поверженный город, будто птица феникс, вставал из праха.

Маленький кожаный мячик, брошенный ребячьей рукой, выкатился на дорогу. Илья, поставив ногу в мягком сапоге, перехватил его, задержал, поглядел на подбежавшего за мячом мальчишку и с чувством какой-то вины подумал о Михалке. Найдёныш так и остался при Илье. Теперь они жили вдвоем. Сокольник уехал в Киев и был принят в дружину киевского князя. Поступил он так по своей воле вскоре после того, как на Киевский стол сел новый князь — молодой по возрасту и родом тоже из младших Рюриковичей. Илья в душе поступка сына не одобрял. Не то чтобы он был против стремления Сокольника стать дружинником. Ведь и сам он был дружинником, и многие другие храбры, завоевавшие славу, прошли воинскую науку и отличились, находясь в дружине. Но именно это и заставляло Илью сомневаться в правильности сыновнего решения. Княжеская дружина тогда была совсем иной. И чем больше Илья вспоминал о былых временах, тем сильней было чувство недовольства и горечи. Да разве можно было сравнивать! То были великие дела и славные победы, подвиги во имя Русской земли, защитниками которой они считали себя по праву. И как нынче все измельчало! Ну, кто из молодых может сравниться в ратном деле с Добрыней, Алешей Поповичем, Данилой Монахом или с другим Данилкой — Ловчаниннм и иными храбрами, кого уже нет на свете. Да и как в нынешнее время молодым показать себя, как завоевать славу? Не в княжеских же междоусобицах, в братоубийственной войне! Так думал Илья, но отговаривать Сокольника не стал. Пусть сам разберется, сам решит свою судьбу.

Найдёныш Михалка занял место сына. И тогда ещё, когда подобрали его ратники на пепелище, Михалка был не по-детски серьёзен. Оно и понятно. В беде дети взрослеют рано. Илье хотелось, чтобы Михалка позабыл обо всем тяжёлом и страшном, что было в его жизни. Думал, поживёт мальчонка в тепле, отогреется душой и снова вернется к нему детство. Михалка и вправду как-то посветлел, оказался на редкость привязчивым. И хотя Илья крепко любил Сокольника и гордился им, да и Сокольник отвечал отцу любовью, и уважением, всё же иной раз Илье казалось, что приёмный сын как-то ближе ему, чем родной. В нём не было сдержанной суровости, которая так и осталась в Сокольнике, он радовался ласке, каждому доброму слову. Только детство его, видно, ушло безвозвратно. Не тянули его ни ребячьи игры, ни иные забавы. Всё своё время Михалка проводил на заставе с воинами. Он не расставался с подаренным конем, пытливыми глазами смотрел, как учатся воинской науке молодые ратники, торчал со сторожевыми на смотровой башне. И силёнками окреп. Так что о приёмном Илюшиной сыне стали поговаривать, что растёт молодой богатырь.

Когда на заставу пришло из Киева повеление прислать в стольный людей за конями и оружием, Илья, отобрав нескольких ратников для сопровождения обоза, решил вместе с ними поехать и сам, поглядеть, что нового в столице, а заодно и повидать Сокольника.

В княжеском дворце тоже было людно. Дежурный дружинник, с почтением встретивший Илью у ворот, сказал, чтобы он шел в избу рядом с большой гридницей — там надобно взять бересты с княжеской печатью на получение воинского снаряжения и коней. Снаряжение хранится тут же во дворце на складе, а за конями придётся съездить в село Конюшенное, неподалеку от Киева, словоохотливо пояснил дружинник и показал дорогу к границе, за которой уже просто было отыскать нужную Илье избу. Среди дружинников, попадавшихся Илье по дороге, пока он пересекал широкий двор, было много молодежи. «Наверное, кто-нибудь из них знает Сокольника», — мелькнуло у Ильи. Он уже хотел было спросить у шагавших ему навстречу двух юношей о сыне, но раздумал. С Сокольником он встретится потом, когда закончит все дела. Они побродят по городу, посидят где-нибудь в харчевне, потолкуют обо всем без спешки, не торопясь.

В указанной дежурным избе Илья быстро, безо всякой волокиты получил нужные бересты. Договорился на складе, что завтра с утра, его ратники приедут за оружием и снаряжением. Теперь можно было идти отыскивать Сокольника. Но не успел Илья выйти из склада, как его кто-то окликнул. Илья оглянулся. Радостно улыбаясь, к нему быстрыми шагами шёл поседевший, но по-прежнему сухощавый Данила в чёрном, развевающемся от быстрого движения платье и в чёрном высоком клобуке. В руках у него был резной посох. Но Илье опять, как и в прошлую их встречу, показалось, что Даниле лучше бы подошёл меч у пояса.

Когда Илья сказал, что Сокольник теперь служит в княжеской Дружине, Данила одобрительно кивнул головой. Сам он теперь был епископом. О нынешнем киевском князе отзывался он с большой похвалой. Молодой, но, видать, орлиного полёта. Не зря к имени Роман, которое носили многие князья, снискал он второе, отличавшее его от всех прочих, — Удалой. И дано, было ему это имя не отцом с матерью во младенчестве, а народом, когда проявил он себя в делах. Нелегкое досталось ему наследство. Уж кто-кто, а они с Ильей знают, какая ожесточенная борьба шла за киевский стол во все времена, говорил Данила. Оно и понятно: киевский князь всегда держал в руках силу и власть. И даже потом, когда многие другие города уже стали сильней стольного, все равно за киевским князем, по древнему обычаю, оставалось старшинство. Теперь же, после разгрома города суздальцами Киев хоть и величали по привычке стольным, столицей, но это были пустые слова. Киевское княжение уже не прельщало никого из сильных князей.