Тамара Лихоталь - Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю Русскую

Все их устремления, помыслы и чаяния там, на севере. Теперь Великим именует себя суздальский князь, — с горечью произнес Данила. — Туда, на север, переместились и междоусобные страсти, — добавил он, помолчав. — Давно ли Суздаль отвоевывал старшинство у Ростова? А нынче, глядишь, уже под боком Суздаля поднимает голову молодой Владимир. Иной раз кажется, про наш Киев все позабыли. Тебе не довелось его увидеть после разгрома — весь ограбленный, сожжённый, умирающий от голода. А я-то повидал все своими глазами. И кого же удружили князья в правители стольному? Немощного старца! На тебе, боже, что нам не гоже!

Илье была понятна вся горечь Данилиных слов. После бегства и смерти киевского князя, погибшего в борьбе с суздальцами, на совете князей было решено отдать Киевский стол престарелому отпрыску древней, но давно потерявшей былое могущество ветви Рюрикова древа. Этот князь всю свою жизнь ходил в подручниках у своих более удачливых родичей. И теперь, когда он уже был в преклонном возрасте, судьба — то ли в милость, то ли в насмешку — предоставила ему Княжеский стол в городе, носившем столь славное имя. Но уже ничто не смогло изменить нрава старика. Так же тихо, как привык в приживальщиках, сидел он на Княжеском столе, предоставив киевлянам самим справляться со своими бедами и неурядицами. Так же тихо и неприметно произошла его кончина. Место старого князя занял молодой наследник — дальняя родня.

Когда этот — ещё один новый князь — въезжал в город, киевляне даже не вышли его встречать, как это положено было по обычаю. У кого сохранились дома, глядели из окошек, другие вылезли из своих вырытых в земле и кое-чем прикрытых сверху жилищ. Сумрачными взглядами провожали они молодого князя с его малой дружиной, с усталой скорбью думали: «И этот не будет городу защитником! Сам гол как сокол! Дружину в горсть собрать можно».

У князя тоже были невеселые мысли. Прадед его, когда-то правивший в стольном, был славен победами. Это о нем говорили, что загородил он Русь от степи. Славен он был и тем, что строил в столице, да и в других городах прекрасные храмы, собирал книги и привечал при своем дворе людей отважных и мудрых. А его правнуку предстояло все начинать сначала — и поднимать разоренный город, и растить дружину.

Данила сказал:

— Молодой князь не спесив и прост. Пойдем, я познакомлю тебя с ним.

Князь, и в самом деле еще совсем молодой, с худощавым усталым лицом и умным приветливым взглядом, Илье понравился. Он сказал, что рад видеть у себя Илью Муравленина, спросил, как жизнь на заставе, а потом заговорил о том, что в последнее время занимало его мысли.

— Оружейный мастер Викула, — сказал он, кивнув на стоявшего поодаль человека в одежде простолюдина, — недавно воротился из дальних странствий. Правда, странствовал он не по своей охоте, — заметил князь, чуть усмехнувшись. — Но много повидал в чужих краях такого, о чем и нам не мешало бы задуматься.

Оружейник Викула с белыми от седины волосами и дочерна загоревшим лицом, услышав, что князь говорит о нем, поклонился вошедшим.

Потом Илья узнал полную приключений историю Викулы, которому действительно довелось совершить далекие путешествия не по собственному желанию. Во время одного из половецких набегов он попал в плен. Половцы продали его мусульманским купцам, возвращавшимся на родину. Так Викула очутился в большом портовом городе на Каспийском море.

— Город этот местные жители называют Бакы, или Баку, что на их языке означает Город огня, — пояснил князь и кивнул Викуле, чтобы тот продолжил рассказ. Викула говорил медленно, словно не сразу находил слова.

И вправду, в окрестностях города день и ночь горят вечные огни. Никто не разводил этих кострищ, никто не подкладывает в них поленьев и древесных стволов. Это горит сама земля. Если поставить на неё котёл с водой, вода закипит. Происходит это оттого, что земля жирная от масла, называемого нефтью. За нефтью приезжают в Город огня из разных земель.

Сотни ладей загружаются нефтью у причалов Бакы. Везут ее и сухим путем в бочках и бурдюках. Добывают это нефтяное масло из колодцев. Оно бывает и черное, и белое, и зеленое. Его жгут в светильниках, им лечат коней и верблюдов, больных чесоткой или коростой. А еще употребляют его для огнемётов.

— То-то и оно! — сказал князь. — Для светильников у нас хватает воску. Да и коней найдется чем лечить. А вот огнеметы…

— Ох, ежели бы моим ратникам да огнёметы! — воскликнул Илья. — А то с тех пор, как у треклятого Кончака появился тот муж-басурманин, умеющий стрелять огнем, степняки похваляются пожечь всю Русскую землю. И в самом деле стреляют огненными шереширами из луков и арбалетов. Вот недавно подвезли к самой заставе на быках самострел. Да какой! Несколько ихних воинов едва могли натянуть тетиву. Зато как начали пускать одну за другой стрелы-шереширы в человеческий рост! А в каждой стреле — труба с огнем! Конечно, с таким огнеметом любую крепость сжечь можно! Или из пламенных рогов огненную смагу начнут размыкивать, тегеляи на ратниках вспыхивают, как факелы. Стальные доспехи и те не спасают. Огненные стрелы живьем и людей и коней сжигают. А мы против них с мечами да копьями.

— Когда-то наши русские мечи помогли нам сыскать воинскую славу, — сказал князь. — Даже в летописи записано: однажды племя полян дало хазарским сборщикам дани вместо прочих даров несколько своих мечей. Хазарский хан, как увидел обоюдоострый славянский меч, сразу понял, что у полян появилось славное оружие и они больше никогда не будут платить ему дань. Наши мечи и сейчас с нами. Имеются у русских воинов и сабли, не хуже, чем у половчан, которые те покупают у арабов. Давно бы уже были и огнеметные орудия.

Ещё когда старый Игорь ходил на Царьград и в морском бою греки из своих пламенных рогов пожгли огнём его суда, уже в ту пору смысленные в воинском деле люди поняли силу этого жидкого огня, который и прозвали греческим, — сказал Данила. — С тех времен сколько воды утекло! Прав Илья Муравленин: у поганых степняков и то есть теперь и изливающие огненную смагу рога, и ар§аяеты, стреляющие огненными шереширами, а у наших рамиков…

— Справедливы твои слова, владыка! «Ты бо можеши посуху живыми шереширы стреляти, удалыми сыны Глебовы!» — прочитал князь наизусть горькие строки из «Слова о полку Игореве».

— «Ты ведь можешь живыми стрелами стрелять, удалыми сынами Глебовыми», — повторил на память строки известной книги и Данила. И добавил: — Вот и выходит: против огненных шереширов — удалые наши ратники с мечами и копьями. Они — огнём, а мы — одной только отвагой.

— И всего обидней то, — снова заговорил князь, — что половецкому хану Кончаку понадобился пришлый из чужих земель мусульманин, умеющий делать огнемётное оружие, а мы бы сами. Есть у нас мастера-умельцы, которые и арбалеты бы сделали с шереширами, и пламенные рога. Вот хотя бы Викула. Так я говорю? — обратился он к оружейнику.