Алексей Сергеев - Стерегущий

Солнце едва-едва золотило верхушки гор, когда адмирал приехал на Адмиралтейскую пристань. К его удивлению, он нашел на ней Верещагина и полковника Агапеева, одного из своих ближайших помощников.

— Василий Васильевич, — искренне изумился Макаров, — что вы тут делаете в такую рань?

— Наблюдаю за ходом истории. Слушал ночную пальбу береговых батарей. Просидел у окна до рассвета, ожидая, не повторится ли двадцать шестое января. А рано утром увиделся с Александром Петровичем, и полковник мне любезно разъяснил, что японцы действительно делали попытку прорваться на рейд, а наши миноносцы пошли их отгонять. Вот я и решил ввернуться в самую гущу событий.

— И пришли в такую рань? Небось и кофе не пили?

— Да ведь и вы явились не поздно, — в тон Макарову произнес Верещагин. — А что до кофе, то в Порт-Артуре я очутился, чтобы не в кофейнях сидеть, а быть участником боев.

Верещагин и Макаров дружески посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— В порту боев много не увидите, — пошутил Макаров. — В порту больше драки происходят. Сражаются в море.

— То-то вы в море все выходите…

— Не иронизируйте, Василий Васильевич. С завтрашнего дня, ей-ей, каждодневно выходить будем.

— Почему с завтрашнего, а не с сегодняшнего? Лучше сегодня, чем завтра, — это ведь старая истина.

— Врага никак не нащупаем. Черт его знает, где Того прячется? Если «Стерегущий» мне сегодня сведений о Того не привезет, сам пойду в разведку на «Новике».

— Один?

— Нет, с матросами.

— А сейчас вы куда?

— Туда же. На «Новик».

— Ну, если вы на «Новик», то и я с вами. Возьмете?

— Ну, что мне с вами делать? — развел руками Макаров. — Имейте только в виду, что я намерен произвести дальнюю разведку с боем. Смотрите, как бы вам на «Новике» не пришлось пережить чего-нибудь неожиданного.

— Эх, Степан Осипович, знаем мы с вами друг друга лет тридцать, а вы все такими вещами шутите. Мой «крестик» георгиевская дума мне за что-нибудь присудила?.. И разве нам с вами в Средней Азии у ворот столицы Тамерлана или Хивы, безопаснее было?.. Мне опасности не под стать бояться — я русский.

— Василий Васильевич, — мягко сказал Макаров, — я вовсе не шучу. Я действительно боюсь за вас. Вы не просто русский, вы талантливый русский художник. Ваше бранное поле — жизнь, тогда как для нас, военных, бранное поле всегда либо жизнь, либо смерть. Для меня мой долг — бой, для вас ваш долг — кисть. Я обязан предупредить вас, что пойду на рискованное дело. Где начинается море, там может кончиться жизнь.

— Благодарю вас. Я давно знаю, что для вас, где кончается море, там кончается и жизнь. Но ведь и моя работа художника немыслима без знания жизни народа: его труда, его радостей, его страданий и его подвигов.

— Так на «Новик»? — весело блеснул глазами Макаров.

— На «Новик», — ответил Верещагин. — Какое чудесное наименование для корабля! Насколько мне помнится, так назывались в старину люди, вносившие в военное и другие дела новые начала, новые умения. Быть может, порт-артурский «Новик» тоже символ обновления Тихоокеанского флота, и ваш флаг на нем — флаг борьбы со всеми гнилыми традициями, со всем тем, на что ропщут сейчас порт-артурские моряки.

— Спасибо на добром слове, — растроганно ответил адмирал. — Беру на себя смелость сказать, что из «Новика» я постараюсь сделать корабль, свято чтущий памятные заветы Гангута, Чесмы и Синопа.

— И корабль, действующий, как «Константин», — подсказал полковник Агапеев.

Адмирал промолчал.

На «Новике» уже давно не спали. Крейсер сверкал ослепительной чистотой, палубы были выскоблены до блеска, просмоленные пазы их тщательно промыты, все медные части надраены.

У парадного трапа Макарова встретил командир крейсера капитан первого ранга Эссен. На шканцах построилась команда. Горнисты протрубили «поход», матросы вскинули винтовки на караул, офицеры, салютуя, взмахнули обнаженными палашами. Адмирал, поздоровавшись с командой, стал обходить фронт, внимательно вглядываясь в матросские лица.

Матросы в безупречно пригнанном обмундировании выглядели молодцевато.

Пройдя по фронту, адмирал отправился в командирский салон, где для него было приготовлено помещение.

— Немного прилягу, — сказал он флаг-офицеру. — Распорядитесь, чтобы командиры всех шести миноносцев, находящихся в море, немедленно по прибытии явились ко мне на «Новик» для доклада. По явке их разбудить меня сейчас же. Будите также при первой необходимости.

Верещагину и Агапееву офицеры крейсера предложили чай в кают-компании. Молодежь с живым любопытством оглядывала знаменитого живописца, которого впервые имела возможность видеть так близко.

Художник и Агапеев приняли приглашение. Верещагин извинился, что одет по-походному, в кожаную тужурку. Его извинения были приняты с добродушным смехом.

— A la guerre, comme a la guerre! [18] На войне как на войне. — любезно сказал старший офицер.

За столом разговор шел главным образом о подробностях вероломного нападения японцев месяц тому назад.

Инженер-механик с моложавым лицом, но совершенно седыми волосами пил чай, в который подливал какую-то жидкость, похожую на коньяк, принесенную с собой в аптекарской бутылке темного цвета. Сосредоточенно глядя в стакан на свою недопитую целебную микстуру, он витиевато произнес:

— Первые неудачи наши произошли оттого, что люди оказались не на высоте. Большим аршином питерское начальство и те, кто над ним, наших вельмож порт-артурских мерили. А на практике аршин оказался несоответствующим масштабу ожиданий, и, выражаясь фигурально, сатрапы наши и вице-короли предстали перед судом истории недомерками. Вот и побили их японцы. Но матросам и солдатам это не стыдно. Они еще и не начинали воевать…

Сидевший рядом с Агапеевым мичман Андреев сказал:

— Знаете, полковник, наша морская офицерская молодежь буквально ожила с приездом адмирала Макарова. Но удивительнее всего то, что в него сразу поверили и все матросы. Интереснейшее психологическое явление — это влияние личности командира на подчиненных. Особенно у нас, моряков. Уж если мы влюбляемся в кого-нибудь, так безоговорочно и до конца. В армии это происходит реже.

— Совершенно понятно, — ответил Агапеев. — Если в сухопутной войне личность главного начальника, морально действуя на подчиненных, оказывает большое влияние на общий ход военных действий, то в морской войне личность начальника имеет несравненно большее значение. И вот почему: в сухопутной войне войска не видят главнокомандующего, он где-то далеко, вне всяких выстрелов и управляет действиями отдельных частей при помощи телефонов, телеграфов и других способов. Иное дело в морской войне. Адмирал находится на корабле в условиях, одинаковых со всеми, и это известно каждому матросу. Даже больше. Там, где адмирал, неприятель всегда сосредоточивает свой огонь, и, значит, риск для адмирала гораздо значительнее, чем для простого матроса, а это, конечно, оказывает свое влияние на нижних чинов. Ну, а слава адмирала Макарова тянется со времен корабля «Константина». Много раз показывал Степан Осипович, как нужно уметь рисковать жизнью.