Сергей Зайцев - Секира и меч

Но никто не показывался.

Глеб говорил:

– Эй, выходи на бой! Не прячься в кустах…

И опять он замечал вдалеке Анну. Она была вся в белом.

Он прежде не видел у нее такой одежды.

– Анна!…

Женщина убегала все дальше. Глеб нащупал мешочек на груди. Достал из него кольцо.

– Не убегай, Анна! Смотри, что я несу тебе! Я давно приготовил это… Остановись, протяни руку… И оно твое…

– Что это? – послышалось издалека.

– Кольцо! – сказал Глеб и поднял его над головой и любовался им в свете звезд и луны. – Очень красивое колечко. С зеленым камешком. Искусный мастер огранил его…

– Поздно! – сказал вдруг кто-то. – Ты положишь кольцо ей на могилу.

Глеб вздрогнул и открыл глаза.

Анна в белых одеяниях стояла перед ним. Образ ее расплывался. Тогда Глеб протер глаза и увидел, что стоит перед ним вовсе не Анна, а тот старик, что похож на призрака, а может, и есть призрак – дух отца. На старике были белые одежды. И волосы его были белым-белы. Старик смотрел на Глеба, и в глазах старика застыла боль.

– А где Анна? – спросил Глеб.

– Нет Анны! – тихо ответил старик. – И не было, и не могло быть. Совсем в другой стороне ее жилище…

– Но я видел ее!

– Ты не мог ее видеть. Ты просто грезил… Ты, может, видел меня – как я подходил к тебе.

– Я как будто схожу с ума… – неуверенно молвил Глеб, он все еще держал Перед собой кольцо.

– Что это у тебя? – спросил старик.

– Кольцо. Кольцо для Анны. Старец печально покачал головой:

– Над иным украшением усердно трудится мастер, а не знает, что детищу его – прямой путь в могилу.

– Что ты такое говоришь? – оторопел Глеб.

– Худые дела свершились этой ночью, – горестно закивал старик. – Не знала красавица шелков и бархатов. Но лучшей судьбы была достойна.

– О ком ты говоришь, старик? – Глеб хотел подойти к старцу, но какая-то незримая неведомая сила остановила его – будто уперлось бревно в грудь.

– Тебе рано знать – не перенесешь утраты. Тебе поздно знать – ничего не поправишь…

– Ты говоришь загадками, старик. Кто ты?..

– Быть может, тот филин, что ухал над тобой, я и есть. Быть может, я – шорох, что слышал ты за спиной…

Старец смотрел на него, не мигая. Старец словно видел Глеба всего – заглядывал в душу к нему и в сердце и в то же время как будто смотрел сквозь него – куда-то вдаль, в черный лес, или в грядущее, или в прошлое…

Глеб всмотрелся в его лицо:

– Ты отец мой? Я, кажется, узнаю тебя…

– Я не отец твой.

– Но как же! Я вижу лицо Аскольда. И тот же рост, и могучие плечи. Ты только старее… – Глеб протянул к старцу руки. – Отец, ты прошел через смерть?..

Старик улыбнулся едва-едва:

– Что ты, что Аскольд – все мне дети!

От дерзкой мысли, пронзившей разум, у Глеба помутилось во взоре:

– Старик! Ты… Волот?.. Старец кивнул:

– Ваш бог. Ваш предок… Мне много лет. Глеб смотрел на него во все глаза:

– Ты жив еще? Или ты призрак?

– Мне кажется, я буду жить всегда. Умрешь ты, умрут твои дети. А внуки твои придут к волхвам на капище. И будут жертвовать моему образу. Но не будут знать, что я, живой, стою рядом…

– Я не верю тому, что слышу! – признался Глеб.

– И не верь! Меня нет. Я – видение, образ, сотканный из света. Меня, может, и не было…

– Но секира…

Волот кивнул. У него потеплело во взоре:

– Я выковал ее. Это было давно.

– Ничего не понимаю! – молвил Глеб. – Как ты выковал ее, если тебя не было?

Старец улыбнулся:

– Не тщись понять. Ты не прошел еще даже одного круга лет. И потому не охватишь умом неохватное, – в руках старца чудесным образом возник серебряный кубок. – Выпей лучше вот это. И приляг… Оглянись, позади тебя ветер намел сухой листвы. Ты устал…

– Я ранен… – Глеб взял кубок и принялся пить. Ему показалось, что он уже пил когда-то нечто подобное. Да, Анна готовила напиток на молоке волчицы… Но этот напиток был слаще и душистей, он был тягуч, как патока, и испускал волшебный золотистый цвет. Напиток этот был – как поляна в летний солнечный полдень, поляна, сплошь усеянная цветами. Чудодейственным образом напиток дарил Глебу силу. Когда Глеб выпил последнюю каплю, он ощутил себя сильнее прежнего.

Глеб стоял и, ошеломленный, поводил крепкими плечами:

– Что это?

– Нектар богов, – молвил старец в ответ. – Я не должен был давать его человеку, но очень уж много ты сил потерял. Ты устал и ранен…

Глеб стоял выше леса. Он готов был плечами подпирать небо. Он засмеялся:

– Вовсе я не устал. И не ранен. Смотри, Волот, я цел и невредим. Я готов сражаться с врагами. Ты забыл? Я же – Воин!…

Но тут старец дунул на него, и Глеб упал в большую и мягкую кучу листвы. Ему стало так хорошо лежать, что не было никакого желания подниматься…

Волот склонился и прохладной рукой пощупал Глебу лоб:

– Сделаешь дело – секиру вернешь.

– Как вернуть ее? – спросил, засыпая, Глеб.

– Будешь ехать на коне. Увидишь при дороге дерево с дуплом. В дупло секиру и сунешь… Глеб закрыл глаза…

Он видел Анну, которая лечила его. Она показывала ему наконечник стрелы, похожий на змеиную голову:

«Он ужалил тебя в печень».

Глеб удивленно ощупывал свой бок:

«Я не чувствую боли. Я полон сил!».

Анна просила:

«Колечко… мне подари».

«Возьми колечко», – Глеб протянул кольцо на ладони.

Но Анна печально покачала головой. Она была бледна, она сказала:

«Над иным украшением усердно трудится мастер, а не знает…»

Недоговорив, она исчезла – рассеялась в воздухе, как облачко дыма.

Глеб метался в бреду…

«Анна!… Анна!…»

Вокруг пели птицы, шелестела листва деревьев. Тихо веял ветерок, пахнущий травами и цветами.

– Ты что лежишь? – шепнул Глебу ветерок. – Ты уже семь дней лежишь. Поднимайся!…

Глеб открыл глаза и сел.

Лес шумел у него над головой, пели птицы… Глеб огляделся. У него за спиной была большая куча сухих прошлогодних листьев.

– Что за наваждение! Или мне приснилось?..

Он ощупал правый бок. Рубаха от засохшей крови была твердая, как кора дерева. И дырка в рубахе была. А раны не было…

– Вот так дела! – изумился Глеб. – Ужель я, и вправду, разговаривал с Болотом?

Он новел правой рукой, напряг мышцы. Но нигде, ни в одном уголке тела не ощутил боли. Наоборот, Глеб чувствовал необычайный прилив сил. Ему показалось, что никогда еще он не был так силен.

У ног Глеба лежала чистая одежда. Он переоделся и увидел, что одежда ему как раз впору, будто шита была на него; а край и ворот рубахи вышиты родовым узором – тайным оберегом, будто мать вышивала… Подивившись на одежду, Глеб поднял секиру. Она так и сияла. Глеб не помнил, чтоб секира его еще когда-нибудь так сияла. Он внимательно осмотрел лезвие. Секира была заточена с великим знанием дела. Глеб подумал, что явно не он ее точил.