Эдуард Петров - Паруса в океане

Пунт! Таинственная страна, воплощение богатства и экзотики, как она представлялась жителям Средиземноморья. Страна, в которую фараоны не желали пускать ни финикиян, ни греков, ни арабов.

Пунт давал египтянам драгоценную кость, золото, красное и черное дерево, рабов, но самым желанным для египтян товаром была мирра, небольшие невзрачные деревца, в обилии встречающиеся в глубине страны.

Фараон запретил Альбатросу вести с пунтийцами какую бы то ни было торговлю (Пунт — для египтян!). Поэтому хананеи, не обращая внимания на толпу чернокожих торговцев, тащивших из деревни слоновые бивни, корзины с плодами, прирученных обезьян и гепардов, занялись хозяйственными делами: ремонтом кораблей, заменой износившегося такелажа. Кормчие выделили самых искусных стрелков для заготовки свежего мяса. С ними двинулись в глубь побережья знатоки древесных пород: предстояло делать много новых весел взамен обломавшихся и для запаса, ведь по рассказам сабеев из Ливии все берега на юг от Пунта усеяны непроходимыми рифами.

Астарт и еще несколько человек соскребали ножами плотный слой водорослей и ракушек с днища корабля. Эред и Фага варили в котлах на кострах месиво из китового жира, чтобы обмазать подводную часть корабля лучшее средство против древесного червя. Кормчие во главе с Альбатросом столпились под самой тенистой пальмой. Ожидался выход местного царя.

Под гром туземных барабанов и пронзительный свист тростниковых флейт из селения вышла нестройная толпа пунтийцев. Царь Пунта Кукумахох Двадцать Девятый, сутулый, обрюзгший негр, весь в браслетах и ожерельях, привычно восседал на спине любимого министра и улыбался в ожидании подарков. Причем зубы его были выкрашены в ярко-красный цвет, поэтому монарх поразительно напоминал базарного пророка-хананея, потерявшего в битвах за истину и зубы и разум. Царственную голову украшал квадратный парик, вышедший из моды в Египте четыре столетия назад. Царя окружала компания престарелых министров, а также тучных женщин с вымазанными желтой охрой ногами, что указывало на их принадлежность к гарему. В хвосте процессии задыхались от пыли и усердия десятка два музыкантов, они же личная гвардия царя и еще что-то, тоже очень личное.

Матрос по прозвищу Болтун знал с десяток слов на местном языке, поэтому Альбатрос послал его с подарками навстречу царю. Не успел Болтун и слова сказать в качестве приветствия, как царь, министры и гарем набросились на него. Завязалась драка. Довольно помятый матрос выбрался из свалки и присел в тени под пальмой. В воздухе мелькали травяные юбки и барабаны.

Наконец тяжелодышащая элита расползлась в разные стороны. Кукумахох Двадцать Девятый, очень довольный, взобрался на любимого министра и удалился в свой дворец, похожий на перевернутую корзину для овощей. Царю досталась нитка стеклянных бус взамен дюжины оплеух и полуоторванного уха.

К вечеру вернулись охотники, увешанные тушками цесарок. Мекал подстрелил небольшую антилопу, а матросы триремы — рослого красавца жирафа.

— Анад исчез! — объявил Мекал своему кормчему.

Астарт и Мекал отправились на розыски охотника. Заодно Агенор попросил их присмотреть глыбу для якоря. Прежний был легок для океанской прибойной волны.

Лес Пунта — это совсем не то, что рисует воображение при мысли о тропиках. Здесь преобладали низкорослые искривленные деревья, опутанные сохнущими лианами, да целые массивы невзрачного колючего кустарника. И еще повсюду во множестве голые молочаи, истинные владыки скалистого рельефа. Их мясистые отростки-ветви тянулись к небу десятками канделябров с увесистыми «свечами».

Один только вид древесных молочаев внушал мореходам мысль о необычности этой земли. Пронзительно стрекотали кузнечики. Где-то мелодично ворковало сразу несколько горлиц.

Неожиданно Мекал натянул тетиву лука. Стрела чиркнула по камню, выбив искру и подняв облако пыли. Астарт разглядел толстого варана, удирающего с шипением под скалу.

— Грелся на солнце, — сказал юноша, накладывая на тетиву новую стрелу.

— Отыщем Анада, вернемся сюда и вытащим его за хвост. — Астарт взобрался на скалу и установил на ее верхушке круглый камень для отметки. — Фага рассказывал: такие блюда он делал из варанов, что все, кто отведал и не умер от обжорства, лучшими его друзьями стали.

Мекал походил на девушку тонким станом и нежным лицом. "Совсем как юноша из легенды", — подумал Астарт.

— Твою невесту случайно не Шане зовут? — спросил он.

Мекал заулыбался.

— Шане. Но другие ее зовут совсем по-другому.

— Ты и в матросы пошел, как тот Мекал из сказки, чтобы стать пиратом?

— Астарт, ты провидец.

Астарт улыбнулся.

— Пират Мекал, владыка морей, защитник обиженных и судья для всех неправых.

— И еще мститель.

— Но что тебе сделал мир в твои-то годы? Кому мстить?

— Астарт, правда, что ты убил жреца в Тире?

— Правда. Но пока все считают, что того Астарта покарали боги, кары людей будут дремать. Понятно?

Мекал с восхищением смотрел на товарища.

— Но почему ты не пират?

— Такие пираты, как Мекал из легенды, всего лишь легенда. Невозможно быть пиратом и человеком одновременно. Даже святой отшельник на пиратском корабле начинает мечтать о власти и богатстве. Мстить своим обидчикам надо. Древний закон Ханаана, гласит: "Умирая, убей того, кто тебя убил". Но связать жизнь с разбоем — значит погубить эту жизнь.

— Я так мечтал…

— Как ты попал к адону Агенору?

— Отец утонул в шторм. Его кормчий, Медуза, продал в рабство за долги всю нашу семью. Мать умерла: наступила на ядовитую рыбу, когда собирала для хозяина моллюсков. Сестра осталась наложницей-рабыней у Медузы в доме. А меня выкупил адон Агенор и дал вольную. Он хотел и сестру выкупить, Медуза не согласился, даже госпожа Меред его уговаривала.

— У матери кто был хозяином?

— Альбатрос.

Обогнув стороной непроходимые заросли низкорослых пальм, Астарт и Мекал остановились на краю каменистого обрыва, на дне которого блестело чистое зеркало небольшого водоема, несколько быстроногих антилоп испуганно шарахнулись прочь, хананеи не успели даже разглядеть их.

— Вот примерно здесь Анад отстал от нас.

Они несколько раз крикнули в надежде, что исчезнувший отзовется. В ответ — лишь стрекот саранчи да шорох ящериц в камнях.

И тут они увидели трех финикийцев, с треском продирающихся из зарослей низкорослых пальм. Один из них и был горе-охотник. На лице Анада — ни кровинки, это было заметно, несмотря на красноморский плотный загар.

— Вот саданул кто-то, — он показал Мекалу, затем Астарту большую шишку на голове. — Потом затащили в заросли. А там термитов!..

— Ну и шутники у Агенора! — расхохотался кормчий Скорпион. — Хвали богов, парень, что мы оказались рядом и небо снабдило наши уши чуткостью. Слышим, кто-то ворочается, ну, думаем, зверюга вроде носорога…