Жеральд Мессадье - Цветок Америки

Вдруг случилось неожиданное.

Жоашен выступил вперед и принялся отгонять волков жестами. Звери завыли. Босой, безоружный, он шел прямо на них. Жанна насчитала десять матерых хищников. Вой превратился в ворчание. Они начали потихоньку отступать. Жоашен был уже совсем рядом с ними. Виновато поджав хвосты, волки попятились от него, потом развернулись и помчались к дороге. Вскоре они исчезли в ближайшем лесу.

Лошади успокоились, но собаки продолжали истерически лаять. Хозяин постоялого двора и его жена насилу угомонили их. Ничего нельзя было расслышать. Люди смотрели на Жоашена.

— Каким образом он это сделал? — спросил один из постояльцев.

— Разве вы не видели? — отозвался Франц Эккарт. — Он плеснул в них освященной водой.

— Матерь Божья! — вскричала жена хозяина. — А я и не заметила!

— Это святой человек, — сказала Жанна. — Мы его хорошо знаем.

К счастью, никто не догадался спросить, в каком сосуде принес Жоашен освященную воду. Фредерика наблюдала за сценой из окна.

— Спасибо, святой человек! — сказал хозяин постоялого двора.

— Волки больше не вернутся, — заверил Франц Эккарт.

— Благословите нас, святой человек, — попросила Жоашена хозяйка.

Жоашен посмотрел ей в лицо и поднял правую руку. Это не было настоящим благословением, но она все равно упала на колени.

Наконец все вновь отправились спать.

— Нужно сказать Жоашену, чтобы он не показывал своей силы, — шепнула Жанна Францу Эккарту на лестнице.

— Волков стали бы убивать, он бы этого не вынес, — так же тихо ответил Франц Эккарт.

— С освященной водой ты лихо придумал! — сказала она.

На заре они уехали, осыпаемые горячими благодарностями хозяина и его жены.

Вплоть до следующей остановки в Пуйи-ан-Осуа Фредерика искоса поглядывала на Жоашена.

Жанна отвела его в сторонку.

— Жоашен, ради бога, не привлекайте к нам внимания! Мы не знаем, быть может, венгры преследуют нас. Вы же не хотите кончить жизнь на костре!

Сначала он посмотрел на нее испуганно, затем печально улыбнулся и кивнул. Она взяла его за руку, а он поцеловал ей пальцы с щемящей душу нежностью.

Смерть не пришла. Она приходит не в каждый шторм.

Братья Кортереаль позаботились о том, чтобы их не настигла одна из главных опасностей на море, о которой не бывавшие в плавании даже не подозревают: резкое перемещение предметов. Плохо закрепленная запасная рея может в одно мгновение обрести смертоносную силу пушечного ядра. Блуждающий по трюму сундук способен пропороть его, как риф. Бочка с пресной водой, которую по настоянию троих путешественников оставили на палубе, была крепко привязана к мачте — иначе она убила бы кого-нибудь из людей с такой же легкостью, с какой хлопком ладони приканчивают мошку.

Ни одного матроса не смыло за борт.

Однако «Ависпа» сильно отклонилась на восток. Понадобилось два дня, чтобы вернуться на прежний курс.

Жизнь обрела прежнюю тяжкую монотонность.

И все как-то приспособились. Деодат научился спать мертвым сном между Жаком Адальбертом и Феррандо, не обращая внимания на вечную качку и постоянный шум. Ибо «Ависпа» не знала покоя и гамак качался под скрип досок. Научился справлять нужду в крохотной уборной. И умываться на юте ледяной морской водой из ведра, которое держал один из матросов.

На третий день путешественники, находя свой вид слишком запущенным, решили побриться. Поскольку зеркала у них не было, каждый поочередно стал брадобреем — к великой радости матросов. Они выпросили ведро теплой воды, чтобы размягчить щетину, и отлично справились с делом, если не считать легкого пореза на шее Феррандо.

Утолить жажду было равноценно подвигу: требовалось поднять тяжеленную крышку бочки с пресной водой и зачерпнуть ее кувшином, не потеряв при этом равновесия. Деодат с некоторым беспокойством следил за понижением уровня: они отплыли десять дней назад, а содержимое первой бочки уже уменьшилось на три четверти. Ибо они пили из нее втроем. Если так дело пойдет и дальше, через месяц у них ничего не останется. Вдобавок вода приобрела какой-то странный привкус. Деодат, вспомнив совет Франца Эккарта, выжал в нее половину лимона.

Единственной горячей пищей был вечерний суп, сваренный на морской воде, не требующей соли, с салом и бобами, капустой или морковью. Кусок вяленого мяса, хлеб и вино. Поскольку хлеб давно зачерствел, каждый смачивал свой ломоть в супе. Вино пили из помятых оловянных кружек.

Одежда стала одновременно жесткой и влажной. Шерсть свалялась.

Путешественники уже исчерпали темы для разговора и устали обсуждать портулан братьев Кортереаль. Это была одна из тех карт неясного происхождения, которые, как объяснил Гаспар, переходили из рук в руки во всех портах. Их перерисовывали, добавляя новые детали и сведения, почерпнутые неизвестно откуда.

— Уже давно море бороздят люди, подобные нам, — сказал Гаспар с улыбкой. — Не только охотники за золотом и пряностями, но также искатели приключений и те, кто хочет узнать наш мир. Больше ста лет назад братья Дзено вышли в Великое море: они открыли и описали не известные никому земли. Быть может, кое-какие из них мы увидим. Быть может, увидим и другие. Однако было множество мореплавателей и до Дзено. И мы не знаем, кто открыл на западе континент, состоящий из двух больших частей — северной и южной. Одни говорят, что это китайцы. Нет, греки, возражают другие. Как бы там ни было, я убежден, что это не Индия. И что Земля гораздо больше, чем считалось раньше.

Единственным развлечением было наблюдать за стаями дельфинов, которые часто следовали за кораблем, словно некий почетный эскорт. Неужели они выпрыгивают из воды от радости? Деодату хотелось, чтобы Франц Эккарт оказался рядом.

Один раз — только один — к судну приблизились огромные рыбы величиной в десять лошадей каждая. Они пускали фонтанчики воды и источали тошнотворный запах. Киты, объяснил Мигель. Возможно, подумал Деодат, один из них в библейские времена проглотил Иону.

Ночью, если небо было ясным, путешественники, подобно матросам, изучали звезды. Моряки пели; их репертуар они выучили наизусть. Пел весь корабль. По одному лишь тону, не зная слов, можно было догадаться, что это жалобы, проникнутые суровым смирением. Порой Мигель, стоявший за штурвалом, присоединялся к певцам, а те умолкали, давая ему возможность исполнить соло, с чем он справлялся блестяще, ибо у него был звучный и гибкий баритон.

Братья Кортереаль сменяли друг друга за штурвалом, не покидая капитанский мостик с рассвета до заката. Днем Гаспар держал руль мозолистой и сильной рукой, однако ночью он уступал место Мигелю, поскольку видел только одним глазом. Младший из братьев, чье лицо, было, наполовину синим, наполовину красным из-за отблесков фонарей, казался тогда неким фантастическим существом, направляющим судно в неведомые ночные дали.