Жеральд Мессадье - Цветок Америки

Все это стоило не больше ста семидесяти мараведи. И было целым состоянием.

Пение птиц, незнакомые запахи и бабочки заполняли воздух. На заднем дворе хрипловато журчал горный ручей.

Жоашен блаженствовал.

Жозеф лазил по деревьям.

Франц Эккарт помогал Жанне.

Десять рабов разнесли четыре сундука по трем комнатам, поскольку у Жоашена и Жозефа теперь были отдельные спальни. После этого рабы застыли с покорным и мрачным видом. По-испански все немного говорили. Жанна улыбнулась им и спросила у каждого, как его зовут. Видимо, они были крещены, ибо вряд ли карибы получили от рождения такие имена, как Себастьян, Хуанита, Винсенте или Пруденсия.

Старшая из женщин, которая отзывалась на имя Стелла, подошла к Жанне и спросила, что приготовить на ужин.

— То, что здесь едят, — ответила ей хозяйка. — Купите столько еды, сколько нужно для всех, — добавила она, указав на рабов.

Женщина смотрела на нее непонимающим взглядом.

— Рабам отдают объедки, — сказала она.

— Для всех, — повторила Жанна. — Где вы покупаете продукты?

— На рынке.

Жанна дала ей десять мараведи. Стелла с изумлением посмотрела на нее.

— Это слишком много!

— Что ж, вернете мне сдачу. Купите также пальмового вина и свечи.

Потупленные до сих пор взгляды устремились на Жанну. Но больше она ничего не сказала и, кивнув на прощание, ушла в свою комнату.

— Похоже, ты нарушаешь местные порядки, — сказал ей Франц Эккарт.

— Мне ненавистна сама мысль о рабстве, — парировала Жанна, — и, судя по всему, те же чувства испытывала покойная королева Изабелла. Теперь нужно проветрить и высушить нашу одежду. За последние недели она совсем отсырела. Если придется идти на ужин к королевскому индентанту, я буду похожа на пугало.

Она наклонилась, чтобы поднять засов своего сундука, и Франц Эккарт последовал ее примеру. Оказалось, что одна из рабынь, Хуанита, по-прежнему стоит у дверей. Жанна спросила у нее, как повесить одежду на просушку. Хуанита кивнула и исчезла; через несколько минут она вернулась с жердочками в форме буквы Т, взяла у Жанны рубашку тонкого полотна и натянула ее на поперечину.

— А как все это установить?

Хуанита снова вышла и вернулась, волоча за собой брус с выдолбленными отверстиями, воткнула в одно из них жердь и с довольным видом повернулась к хозяйке: это приспособление, объяснила она, придумано прежней обитательницей дома.

Через несколько секунд всю комнату заполонили Т-образные пугала.

Стелла отсутствовала не меньше часа, и Жанна вместе со всеми вышла встречать ее на террасу.

Она привезла полную тележку ужасающих на вид тварей. Размером с руку, черные, чешуйчатые, с торчащими иглами. Жанна ошеломленно смотрела на них.

— Langostas de arroyo.

Пресноводные лангусты? Они походили скорее на гигантских раков. Одного хватило бы на целый обед. Какие-то красные клубни.

— Patatas.

Бататы. Наверное, их они ели в полдень. И так далее и тому подобное.

Сливочное масло отсутствовало, зато было пальмовое. И всего три свечи. Жанна удивилась. Свечи были редкостью — для освещения опять-таки использовали пальмовое масло. Стелла купила на рынке пять маленьких глиняных ламп и понесла одну из них в дом. Раб по имени Ригоберто стал яростно высекать огонь кремнем и сумел наконец подпалить фитиль. Такая лампочка вполне стоила свечи, и к тому же с ее помощью можно было поджигать дрова в печи на заднем дворе.

Вместе с тремя кувшинами пальмового вина и лампами все эти покупки обошлись в шесть мараведи. Стелла вернула четыре Жанне.

Жанна решила, что последняя комната, выходившая на задний двор, будет служить кухней. Она велела вычистить все кухонные принадлежности песком и сполоснуть в ручье. Потом стала наблюдать, как варятся в котелке чудовищные раки и тушится овощное пюре на пальмовом масле. Ужинать сели в сумерках, на террасе.

— Из чего мы будем пить? — спросила Жанна.

Предыдущие собственники привезли и увезли с собой кружки. Стелла и Хуанита предложили взамен кокосовые орехи с предварительно срезанной крышкой. Неудобные бокалы, поскольку их нельзя поставить на стол.

Вареные раки понравились всем чрезвычайно. К сладкому картофелю и неизвестным растениям, обжаренным на пальмовом масле, надо было еще привыкнуть. Маленькие ароматные фрукты с тонкой кожицей вызвали восторженные возгласы. Жанна не знала, как они называются.

— У меня такое чувство, будто я только что родился, — сказал Жозеф.

— У нас тоже, — отозвался Франц Эккарт.

— Знаете, что мы такое? Мешки! — заметила Жанна. — Меняешь пищу, климат, дом — и становишься другим человеком. После отплытия из Кадикса я забыла о том, что являюсь подданной Людовика Двенадцатого, и вообще перестала о нем думать. Забыла кардинала д'Амбуаза и династические распри венгров. Скоро забуду вкус тушеной говядины с овощами. Мне в высшей степени наплевать на Миланское герцогство и Максимилиана Австрийского. Кто же такая Жанна де л'Эстуаль?

Жозеф расхохотался.

— Мужественная и сердечная женщина, — ответил Франц Эккарт. — Мешок, о котором ты говоришь, был переполнен. Во время плавания мне казалось, будто вся твоя жизнь прошла передо мной. Я оценил твое упорство.

Жоашен взмахнул рукой и приложил ладонь к сердцу, глядя на Жанну. Потом постучал по лбу указательным пальцем.

Жанна тоже рассмеялась.

Темнота обрушилась на них стремительно, словно страсть. Томно вскрикивали лягушки. Слышался смех рабов.

Вскоре они пришли. Вперед выдвинулись Стелла и Ригоберто, старший из них. Остальные теснились сзади.

— Хозяйка, мы хотим поблагодарить тебя за наше пиршество. Никто и никогда так с нами не обращался. Да защитят тебя благодетельные духи.

Благодетельные духи. Похоже, так они называли своих ангелов-хранителей.

Жанна встала и протянула Стелле руки. Обнявшись, они стали с силой хлопать друг друга по плечам. Ригоберто, смеясь, покачивал головой.

Ужин у интенданта смахивал на фарс.

Немногочисленные дамы Эспаньолы выставляли напоказ свои прелести и драгоценности, переливавшиеся при свете множества свечей. Жанна поняла, почему Стелла сумела найти на рынке только три.

Жанну встретили криками «браво» и аплодисментами, в очередной раз воздав ей должное как Капитанше. Восхитились мужественной красотой Франца Эккарта и выразили сожаление, что он не говорит по-испански так же хорошо, как его… А, собственно, кем ему приходится Жанна? Бабушкой, уточнил он. А двое других французов? Один из них его сын, которого он оставил на попечение друга, путешествующего вместе с ними.

Два больших плетеных опахала, привязанных к веревкам, мерно поднимались и опускались над столом в главной гостиной. Разумеется, их приводили в движение рабы, отгоняя москитов, чтобы те не мешали трапезе надменных белых. Если бы не присутствие рабов, могло бы показаться, что это аристократический ужин в Кадиксе, Севилье или Картахене.