Денис Субботин - Ларец Самозванца

— Да пусть их… Ворон этот позабавится! — равнодушно пожал плечами Прокоп. — Сами повинны во всём! Сдались бы без боя нам, глядишь, уже ехали бы дальше. Живые да здоровые! А теперь — что ж? Что воинам сказать, которые друзей своих утром потеряли? От ляшских сабель! Нет, я — против того, чтобы выручать их. Нас и так мало осталось!

— Я тоже против! — сказал казачий десятник Викул, покосившись, однако, на Михайлу Турчина. — Хотя там атаман и ещё семеро наших… Всё равно — не спасём, да ещё и свои головы сложим.

— А я — за! — шарнул кулаком по столу Громыхало. — Чего боимся, братцы?! Смерти? Так её дважды всё одно не будет! Плена? Пусть нас боятся! Ишь, раскаркался Ворон! Ужо я ему клюв-то пообломаю!

— Я — как голова решит! — скупо сказал Фёдор, стрелецкий десятник.

— Михайла, что ты молчишь? — спросил Кирилл, несколько удивлённый. — Скажи, что думаешь!

— Думаю я, что ты уже всё решил, сотник! — спокойно ответил тот. — И думаю я, что ты решил — идти! И не только потому, что там — наши хлопцы. Там ещё и боярыня, за которой тебя послали. И ларчик самозванца. Так что идти придётся. Другое дело, идти надо с осторожностью. Совсем не исключено, что эта девка — изменница и мы, попав в лес, попадём в новую засаду! Только там нам может не повезти ТАК сильно!

— Хочешь сказать, здесь нам повезло? — грустно усмехнулся Кирилл.

— Конечно, сотник! Не пошли ты тогда стрельцов огородами, мы бы там все полегли, на улице! Так что не обессудь, а всё дело — в нашем везении, да ещё в том, что в сотне народ битый да стреляный, от первого выстрела не побежит.

— Это верно, не побежим! — поддержал его Прокоп. — Так что ты решил, господин?

— Зарина! — всё ещё пробуя необычное для русского имя на язык, окликнул он девушку. — Посмотри мне в глаза!

С самым независимым выражением на лице, какое только смогла изобразить, Зарина послушно подняла на него взгляд.

— Если ты лжёшь мне хотя бы в мелочи, кара твоя будет ужасна! — тихо, и оттого ещё более страшно и внушительно сказал ей сотник. — Если нас ждёт засада, если ты попытаешься завести нас в болото, ты будешь казнена. Но не надейся на лёгкую смерть. Перед тем, как убить, я отдам тебя своим молодцам. А уж они постараются, чтобы ты продержалась подольше!

Не без удовольствия он заметил, что живые краски схлынули с её лица.

— Ты поняла? — удовлетворённый результатом, спросил Кирилл. — Вижу, поняла! Ну что ж, тогда жди. Мы собираемся!

— Выступаем, господин? — уныло спросил Прокоп.

— Выступаем! — подтвердил Кирилл. — Час даю вам, на всё! И так уже не утро на дворе. Ночью по лесу ходить — себя не любить! Шагин, Прокоп, вы — задержитесь чуток.

Оба его холопа, растерянно переглянувшиеся, покорно вернулись на свои места за столом.

— Что случилось, господин? — тревожно спросил Прокоп. — Ты прямо сам не свой!

Кирилл, однако, не ответил. Он задумчиво поигрывал ножичком, постукивая лезвием по столешнице. Лицо было даже не мрачным — до скукоты спокойным. Знающим боярского сына Кирилла Шулепова людям достаточно было одного взора на такое его лицо, чтобы понять: дела не просто плохи — невыносимо плохи.

— Ну, подумаешь, воры! — фыркнул Шагин. — Господин, да мы этих воров…

— Шагин! — резко сказал Кирилл, одним только тоном, столь несхожим с тем, которым они обычно разговаривал со своим верным слугой, оборвав его разглагольствования. — Ты что, белены объелся, Шагин? Какие воры, когда под рукой этого воробья…

— Ворона, господин… — перебил его Шагин, хищно ухмыльнувшись.

— …Когда под рукой этой Вороны несколько сот головорезов разгуливает! Слышал, что тебе сказали? Ляхов почти сотня шишей захватывала… Не так этот Гусь прост…

— Ворон, господин! — равнодушно поправил криво ухмыльнувшийся Прокоп. — Ворон его имя! Думается мне, ты — прав. Воевода здесь, я слышал, не самый слабый стоял, дело своё добре знал. Однако — отступился, и за стены городские не выглядывает. О том — говорено немало. Ишь, староста как жаловался!

— Староста… — задохнулся Кирилл гневом. — Да я этому козлу седобородому все его патлы повыдираю, да горшок с собачьим дерьмом на лысину надену! Скотина! Изменщик! Сначала шишей привадил, потом ляхов приветил…

— А что он мог, коли его государевы люди без защиты оставили? — рассудительно возразил Прокоп. — Ты, господин, из благородных, тебе проще. Вот я — из крестьян, так я знаю, каково это, когда до воеводы далеко, а до лесу близко, когда стрельцов не дождёшься, а шиши всяко разные под боком! Спаси Бог от такого! Нет, староста если и виноват, то только в благоразумии. Не пожелал он помирать, смирился. А что до ляхов… Много они там спрашивали: можно, нельзя! Вошли в село, вот и вся недолга. Ты мне скажи, чего ты так возгорелся их спасать? Неужто только из-за ларца?

— Там — грамоты самозванца! — сурово ответил Кирилл. — И меня за ними не боярин Совин послал — Государь! И — князь Михайла!.. Для князя Михайлы Васильевича я за этими грамотами в ад спущусь! На седьмое небо поднимусь!

— Не богохульствуй, господин! — сурово одёрнул его Прокоп, к таким вещам строгий. — А впрочем… Ты, наверное, прав, коли так. Негоже нам, русским воям, от дела, царём порученного, отрекаться. Да и бабу-дуру, ляшским прелюбодеем соблазнённую, надлежит мужу возвернуть! Ишь, куда загуляла — на Польский рубеж!

— Да уж… — процедил Шагин. — Если ей столько же, сколько её служанке…

— Она молода! — коротко кивнул Кирилл. — Чуть постарше, пожалуй.

— Хороша собой? — заинтересовался Прокоп, озорно сверкнув глазами.

— Я не видел! — пожал плечами сотник. — Муж… Боярин Илья, мне не сообщил. Впрочем, будь его жена уродлива или стара, вряд ли он стал бы так убиваться! Думаю, обошлось бы тем, что он обратился бы к патриарху Игнатию, да попросил его развода. В крайних случаях это возможно… А впрочем, какая нам разница: красива она, или нет! Меньше чем через час мы выступаем! Готовьте наших людей!

Прокоп и Шагин, переглянувшись, встали. Кажется, разговор был закончен.

В дремучем лесу темнело рано, и Яцек на себе ощутил все прелести вечерней жизни такого огромного, наполненного самой разнообразной живностью леса. Час назад «расставшись» с шишами — проследив их до самого их гнездища, Яцек всю обратную дорогу бежал, сломя голову, назад. Ему всё время казалось, что его преследуют, меж лопаток угнездилось и никак не хотело исчезать ощущение злого взгляда, чесалось…

— Мама! — шептал Яцек, спотыкаясь и вставая, снова бросаясь бежать, снова спотыкаясь. — Мама… Мамочка!

Единственной его надеждой спастись от лютого ворога, несомненно, желавшего его смерти, были Зарина и Марек. Сейчас он совершенно не задумывался о том, что лезло ему в голову всего два часа назад. Какая ревность, право!.. Более всего сейчас хотелось увидеть наглую рожу Марека, сочувствие пополам с насмешкой в глазах Зарины… Да что угодно, лишь бы они были рядом!