Марина Алексеева - Пираты Короля-Солнца

Что же касается 'Первого' , я пока не заметил ничего, что могло бы вызвать подозрения у Вашего Величества. Памятуя о Ваших указаниях, я с него глаз не спущу и буду регулярно сообщать Вашему Величеству сведения о 'Первом' , а также то, что…

На этом запись заканчивалась.

— Личные записи? — презрительно сказал Рауль, — Кляузу на Гугенота королю вы называете личными записями? В таком случае я очень заинтересовался вашей личной жизнью!

— Отдайте немедленно! — крикнул Мормаль, — Не имеете права отбирать!

— Кто это — «Первый»? Бофор? Молчишь? А на Бофора стучишь! Бофор, я понял!

Если бы Мормаль сказал правду, Рауль не поверил бы ему. «Первым» агенты короля зашифровали его самого, виконта де Бражелона. Людовику XIV важнее было иметь сведения о своем сопернике, чем знать убеждения адмирала и главнокомандующего. Мормаль, казалось, готов был упасть на колени, чтобы вернуть блокнот, но Рауль перехватил его, вырвал из блокнота запись о Гугеноте, заметил красноречивый жест свидетеля этой сцены — Гримо /!/ и со смехом сказал:

— Извольте слопать, господин доносчик!

— Вы сошли с ума, сударь! — возмутился Мормаль.

Гримо тихо посмеивался и кивал головой из-за мешков и ящиков. Теперь старик считал, что его молодой хозяин очень похож на своего отца! Рауль протянул стукачу бумажный комок:

— Ешь, тебе говорят!

— Вы все тут тронутые, — сказал Мормаль, — А я-то считал вас самым разумным из этой компании безумцев.

— Я? Да я-то самый главный псих, и разумным только притворяюсь. Но об этом ты, сволочь, не напишешь. Лопай свою кляузу, урод!

— Да как вы смеете! Виконт! Это переходит все границы!

— Запивать не дам. Сожрешь всухомятку.

Гримо улыбался во весь рот. Мормаль взял бумажный комок и стал нехотя, с отвращением жевать.

— Давай-давай. Не торопись, пережевывай хорошенько.

Мормаль поперхнулся. Рауль похлопал его по спине.

— Слопал? Отлично! Молодец! Если королю и придет гениальная мысль, распороть тебе брюхо, никто ничего не узнает. А харакири ты себе не сделаешь. Ты ж не самурай, о бусидо представления не имеешь.

— Псих! — со слезами на глазах заорал Мормаль, — Идиот! В Шарантоне тебя надо держать на цепи!

— Будешь тут психом. Псих тот, кто написал грязную клевету не честного, умного и верного королю парня.

— Если я ошибался, вы могли это сказать в более учтивой форме!

Это же насилие! Это оскорбление!

— Вы считаете себя оскорбленным, Мормаль?

— Нет-нет, виконт. Я был неправ. Я погорячился. Я не ищу с вами ссоры.

— И я не ищу. Драться мы не будем. Вы недостойны дуэли со мной. И веревка на ноке рея меня не прельщает.

— Я хотел сказать вам… вы не знаете, что я уполномочен Его Величеством королем…

— Шпионить за нами? Знаю.

— Нет. Я должен передать вам, лично вам от имени короля…как посредник…

— Мне не нужен посредник. Никогда — вы слышите — никогда! — я не буду прибегать к посредникам для разговора с королем! Вам ясно?

— Вы даже не хотите прочесть письмо короля? Вы не хотите знать, что вам пишет Людовик Четырнадцатый?

— Посыльный не внушает доверия. Что пишет Людовик? Привет и пожелания удачи, — развязно сказал Рауль, — Что же мне еще может сказать Людовик Четырнадцатый? Я недостаточно ясно выразился? Вы меня не поняли?

— Много о себе понимаете, виконтик, — прошипел Мормаль, — Посредник ему, видите ли, не нужен! Да меня король послал вдогонку за вами, чтобы вы,… чтобы я…

— Это меня не интересует. Что король захочет, скажет сам. Вот он, я. Я не бегаю ни от кого, в том числе и от короля. Понял? Король скажет сам, мне, лично, без всяких посредников.

— Как жестоко в вас ошибается Его Величество король, — сказал Мормаль.

— Ну что ж, мы квиты — я тоже жестоко ошибался в Его Величестве короле.

— Я к тому, что вы совсем не похожи на несчастного влюбленного с разбитым сердцем, — продолжал Мормаль.

Гримо прошептал свое 'О-хо-хонюшки' . Будь это в Париже, дуэли не миновать. После таких слов мой господин бросился бы на любого со шпагой. Неужели этот негодяй сказал правду?

А Рауль? А Рауль расхохотался и дернул Мормаля за парик:

— Старо, милейший, старо! Не повторяйте старые сплетни, вас поднимут на смех мои товарищи! Вы жестоко ошиблись во мне, Мормаль. Я не мальчик из Фонтенбло, а пират!

Гримо просиял. Видели бы это мушкетеры!

— Тогда, виконт, пропустите меня! Вы ведете себя как дикарь! Как грубиян!

— Приношу вам свои извинения. К этим грубым мерам меня вынудили чрезвычайные обстоятельства. Будь ваши записки личного характера или частное письмо — одной строчки достаточно, чтобы понять, что представляет собой ваша писанина. Но я еще не закончил беседу с вами, господин кляузник.

— Что вам еще от меня надо? Дайте мне пройти!

— Поклянитесь спасением души, что вы прекратите заниматься этими гнусными доносами!

Мормаль молчал.

— Тогда, — сказал Рауль, — Я поучу тебя уму-разуму.

— Вы хотите драться? Вы знаете, чем это грозит?

— Вы видите — я без оружия. Но в морду я тебе все-таки дам, Мормаль!

От затрещины Мормаль бухнулся на мешки.

— Это за Гугенота. И за 'Первого' . Может, теперь господин осведомитель даст клятву?

— Бастилия по тебе плачет, каналья!

— За то, что дал вам затрещину? На этот раз я скажу вам, что вы много о себе понимаете. Итак, я жду.

— Не дождетесь. У меня важные полномочия.

— Не превращайте меня в берсерка, Мормаль. Я добрый малый, мирный путешественник. Я хочу только лежать как колода, загорать под горячими лучами южного солнца и не хочу становиться демоном битвы. А ведь придется, ей же ей, придется. Вы меня вынудите. В моей жизни такое уже было дважды: когда в мирное время, уже после всех войн — я не о сражениях веду речь — я на какое-то время становился таким берсерком. И тогда я внушал ужас, — сказал он зловеще, стараясь нагнать на стукача страх и не рассмеяться при этом, — Вы меня поняли?

Но, несмотря на угрозу, звучащую в этих словах, наш герой произнес последнюю фразу небрежно, играючи, и Мормаль, созерцая «пирата» в синей бандане, в белой рубашке с кружевами, не мог представить этого щеголя в роли демона битвы. Мормаль опустил голову, посмотрел на светлые мягкие сапожки с нарядными отворотами.

— Мне говорили, — сказал Мормаль, — Что вы швырнули через забор господина де Варда и выкинули из окна какого-то бандита во время беспорядков на Гревской площади в День Повешенных.

— Совершенно верно — на Гревской площади, которая тоже по мне проливает горючие слезы, не так ли, господин Мормаль? Вижу, господин осведомитель наслышан о моих приключениях. Я становлюсь известным. А вы говорите, что я много о себе понимаю. Я, Мормаль, себя вообще не понимаю, но вам этого не понять!

— Я решил, что слухи эти весьма преувеличены.